Неточные совпадения
— Возмущенных — мало! — сказал он, встряхнув головой. — Возмущенных я не видел. Нет. А какой-то… странный
человек в белой шляпе собирал добровольцев могилы
копать. И меня приглашал. Очень… деловитый. Приглашал так, как будто он давно ждал случая выкопать могилу. И — большую, для многих.
— «У нас Индра-зверь, — продолжал Перстень, — над зверями зверь, и он ходит, зверь, по подземелью, яко солнышко по поднебесью; он
копает рогом сыру мать-землю, выкопает ключи всё глубокие; он пущает реки, ручьявиночки, прочищает ручьи и проточины, дает
людям питанийца, питанийца, обмыванийца.
А кому нужен этот бродяга по смерти? Кому нужно знать, как его зовут, если при жизни-то его, безродного, бесприютного, никто и за
человека с его волчьим паспортом не считал… Никто и не вспомнит его! Разве, когда будут
копать на его могиле новую могилу для какого-нибудь усмотренного полицией «неизвестно кому принадлежащего трупа», могильщик, закопавший не одну сотню этих безвестных трупов, скажет...
Но шалунья долго не задумывалась над своими впечатленьями. Когда голос чалого замолк, она насмешливо поржала еще и, опустив голову, стала
копать ногой землю, а потом пошла будить и дразнить пегого мерина. Пегий мерин был всегдашним мучеником и шутом этой счастливой молодежи. Он страдал от этой молодежи, больше, чем от
людей. Ни тем, ни другим он не делал зла.
Людям он был нужен, но за что же мучали его молодые лошади?
«Озадаченные» Гарусовым рабочие только почесывали в затылках. Правильно говорил дьячок Арефа, хотя и не миновать ему гарусовских плетей. Со всех сторон тут были
люди: и мещане из Верхотурья, и посадские из Кайгородка, и слобожане, и пашенные солдаты, и беломестные казаки, и монастырские садчики, и разная татарва. Гарусов не разбирал, кто откуда, а только
копали бы руду. И всех одинаково опутывал задатками. Вольная птица, монастырский дьячок составлял единственное исключение.
Более благоразумные
люди говорили, что вся эта кутерьма только один подвох со стороны Гарусова, а потом он налетит и произведет жестокую расправу с ослушниками и своевольцами. Старик любил выкидывать штуки… Именно такие благоразумные и отправились
копать рвы и делать рогатки. Работа была спешная, при освещении костров.
По двору ходил тяжёлый, аккуратный, как машина, строгий к
людям Тихон Вялов с метлой, с лопатой в руках, с топором; он не торопясь мёл,
копал, рубил, покрикивал на мужиков, на рабочих.
— Есть у меня один хороший
человек в горном департаменте, — я его и определил туда, когда сам был в силе. Завернул он ко мне вечерком и говорит: «Андреи Ильич, еще ваше время не ушло… Придут и сами поклонятся». А я говорю ему: «Пожалуй, уж я стар… Не стало прежней силы!» — «Что вы, говорит, Андрей Ильич, да вы еще за двоих молодых ответите, а главное — рука у вас твердая!» Хе-хе… Ведь твердая у меня рука, Тарас Ермилыч?.. Куда им, нынешним фендрикам… Распустили всё, сами себе яму
копают.
— Какое, друг сердечный, одинокий! — возразил Сергеич: — Родом-то, видно, из кустовой ржи. Было в избе всякого колосья — и мужиков и девья: пятерых дочек одних возвел, да чужой
человек пенья
копать увел, в замужества, значит, роздал — да! Двух было сыновьев возрастил, да и тем что-то мало себе угодил. За грехи наши, видно, бог нас наказывает. Иов праведный был, да и на того бог посылал испытанье; а нам, окаянным, еще мало, что по ребрам попало — да!
Сказывали
люди опосля, что прибежал он тогда на заимку и сейчас стал из земли деньги свои
копать.
— Все, кто тебя ни заверял, — одна плутовская ватага, — сказал наконец Колышкин, — все одной шайки. Знаю этих воров — нагляделся на них в Сибири. Ловки добрых
людей облапошивать: кого по миру пустят, а кого в поганое свое дело до той меры затянут, что пойдет после в казенных рудниках
копать настоящее золото.
— Про клады говорю, — отвечал Артемий. — По нашим лесам кладов много зарыто. Издалека
люди приходят клады
копать…
Перекинуло на еловый лес Зверева, шедший подковой в ста саженях от завода, в сторону заказника Черносошных, теперь уже компанейского."Петьки"так он и не дождался. Предводитель уехал в губернский город. На заводе оставался кое-кто, но тушить лесной пожар,
копать канавы, отмахивать ветвями некому было. Пришлось сбивать народ в деревушке верст за пять и посылать нарочных в Заводное, откуда, посуливши им по рублю на брата, удалось пригнать
человек тридцать.
Животная личность для
человека — это лопата, которая дана разумному существу для того, чтобы ею
копать и,
копая, тупить ее и точить, тратить, а не отчищать и хранить.
— Нет, не зашибался, — повторил рассказчик. — А с мужиками ладил, ничего. Ну, и времени много было свободного. У тетки
копали пруд. И плотину надо было соорудить здоровую… А главное,
копать… Пришли землекопы… Артель
человек в восемь — десять. Я с ними в знакомство вступил…"Тары-бары… Хорош табачок"… Хожу, посматриваю, как они действуют… И, знаете, на третий, кажется, день разобрала меня охота… Отчего мне не поработать?.. Только чтобы до конца довести вместе с ними…
— Экой погост! — произнес один из конюхов, стараясь попасть духом на веселый лад. — Не надобно
копать могилок! поделали добрые
люди про всякой обиход на весь приход! Ну, матушка Нева, кормишь ты нас добрыми сигами, да мы не уреживаем пускать в тебя долгоперых ершей.
Стоит
человеку только сделать то, чего ему хочется, — отказаться от того, чтобы идти на войну, — и его послали бы
копать канавы и не замучили бы в Севастополе и Плевне.