Неточные совпадения
В 1816–1827 гг. командир отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий в Грузии.] в бурке, грозно
хмурился на отдаленные Кавказские горы из-под шелкового башмачка для булавок, падавшего ему на самый
лоб.
Как ни
хмурились наши губернские
лбы целую половину чтения, ничего не могли одолеть, так что вторую половину прослушали лишь из учтивости.
Персиков жетон истоптал ногами, а расписку спрятал под пресс. Затем какая-то мысль омрачила его крутой
лоб. Он бросился к телефону, вытрезвонил Панкрата в институте и спросил у него: «Все ли благополучно?» Панкрат нарычал что-то такое в трубку, из чего можно было понять, что, по его мнению, все благополучно. Но Персиков успокоился только на одну минуту.
Хмурясь, он уцепился за телефон и наговорил в трубку такое...
Черты ее лица выражали не то чтобы гордость, а суровость, почти грубость;
лоб ее был широк и низок, нос короток и прям; ленивая и медленная усмешка изредка кривила ее губы; презрительно
хмурились ее прямые брови.
И чтение продолжалось. И по мере того, как продолжалось оно, оказывалось и достодолжное воздействие его на либерала и патриота славнобубенского. Брови его супились, лицо
хмурилось, губы подергивало нервическою гримаскою. Он то бледнел, то наливался пунцовым пионом и дышал тяжело, с каким-то сопеньем; на
лбу проступали капли крупного поту, а в глазах выражение злобы и негодования сменялось порою выражением ужаса и боязни.
— Что ты все
хмуришься, голубка моя?.. Что осенним днем глядишь? — с нежностью спрашивал у дочери Марко Данилыч, обнимая ее и целуя в
лоб. — Посмотрю я на тебя, ходишь ты ровно в воду опущенная… Что с тобой, моя ясынька?.. Не утай, молви словечко, что у тебя на душе, мое сокровище.
На
лбу — крутом, низком, обтянутом желтеющей кожей — держалась крупная морщина. Бесцветные желтоватые глаза его озабоченно
хмурились.
— Нет, в первый раз вижу, — и начал чтение. В продолжение его он часто пожимал плечами, потирал себе средину
лба пальцем; на лице его то выступала радость, как у обезьяны, поймавшей лакомый кусок, то
хмурилось оно, как у обезьяны, когда горячие каштаны обжигают ей лапы. Наконец, Зуда опустил руку с письмом и опять уныло покачал головой.