Я кое-что читал о русском народе, о его артельности, социальности, о мягкой, широкой, отзывчивой на добро его душе, но гораздо больше я знал народ непосредственно, с десяти лет живя за свой страх, вне внушений семьи и школы. Большей частью мои
личные впечатления как будто хорошо сливались с прочитанным: да, люди любят добро, ценят его, мечтают о нем и всегда ждут, что вот оно явится откуда-то и обласкает, осветит суровую, темную жизнь.
Неточные совпадения
Левин часто любовался на эту жизнь, часто испытывал чувство зависти к людям, живущим этою жизнью, но нынче в первый paз, в особенности под
впечатлением того, что он видел в отношениях Ивана Парменова к его молодой жене, Левину в первый раз ясно пришла мысль о том, что от него зависит переменить ту столь тягостную, праздную, искусственную и
личную жизнь, которою он жил, на эту трудовую, чистую и общую прелестную жизнь.
Но, выстрадав столько утром, он точно рад был случаю переменить свои
впечатления, становившиеся невыносимыми, не говоря уже о том, насколько
личного и сердечного заключалось в стремлении его заступиться за Соню.
Это мое
личное воззрение или, лучше сказать,
впечатление, но я за него стою.
Мне вот что от вас нужно: мне надо знать ваше собственное,
личное последнее
впечатление о нем, мне нужно, чтобы вы мне рассказали в самом прямом, неприкрашенном, в грубом даже (о, во сколько хотите грубом!) виде — как вы сами смотрите на него сейчас и на его положение после вашей с ним встречи сегодня?
Все это разрозненные, отдельные
впечатления полусознательного существования, не связанные как будто ничем, кроме
личного ощущения.
Князь стал расспрашивать подробнее, желал добиться каких-нибудь фактов; но фактов не было никаких, кроме
личных ощущений и
впечатлений Ипполита.
— Побоялся лично обеспокоить, князь, при ваших
личных и, может быть, чрезвычайных, так сказать,
впечатлениях; а кроме того, я и сам-то-с принял вид, что как бы и не находил ничего. Бумажник развернул, осмотрел, потом закрыл да и опять под стул положил.
Другое дело настоящий пожар: тут ужас и всё же как бы некоторое чувство
личной опасности, при известном веселящем
впечатлении ночного огня, производят в зрителе (разумеется, не в самом погоревшем обывателе) некоторое сотрясение мозга и как бы вызов к его собственным разрушительным инстинктам, которые, увы! таятся во всякой душе, даже в душе самого смиренного и семейного титулярного советника…
По-моему, они — органы, долженствующие передавать нашему физическому и душевному сознанию
впечатления, которые мы получаем из мира внешнего и из мира
личного, но сами они ни болеть, ни иметь каких-либо болезненных припадков не могут; доказать это я могу тем, что хотя в молодые годы нервы у меня были гораздо чувствительнее, — я тогда живее радовался, сильнее огорчался, — но между тем они мне не передавали телесных страданий.
Григорий усердствовал — потный, ошеломлённый, с мутными глазами и с тяжёлым туманом в голове. Порой чувство
личного бытия в нём совершенно исчезало под давлением
впечатлений, переживаемых им. Зелёные пятна под мутными глазами на землистых лицах, кости, точно обточенные болезнью, липкая, пахучая кожа, страшные судороги едва живых тел — всё это сжимало сердце тоской и вызывало тошноту.
Писал тогда Полояров эту рукопись под
впечатлением свежих ран, причиненных ему лишением питательного места, под наплывом яростной злости и
личного раздражения против либерала и патриота сольгородского, и следы сей злобы явно сказывались на всем произведении его, которое было преисполнено обличительного жара и блистало молниями благородного негодования и пафосом гражданских чувств, то есть носило в себе все те новые новинки, которые познала земля Русская с 1857 года, — время, к коему относилась и самая рукопись.
Мистический опыт глубоко
личный и вместе с тем производит
впечатление снятия
личного бытия, растворения в безличном и сверхличном.
Острое
впечатление от неожиданного визита Лопухина миновало, но хорошее расположение духа лишь изредка за эти дни посетило Александра Васильевича. Скука и тоска одолевала его все больше и больше, тем более что он не имел самого необходимого условия для довольства настоящим —
личной свободы.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное
впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и другими, не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из-за придворных и
личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моею, моею жизнью?» думал он.
Хотя мой почтенный корреспондент, обладая живым красноречием, так заговорил дело, что мне, не имевшему в указанных обстоятельствах
личного опыта, не оставалось бы ничего иного, как поверить ему во всем на слово и умолкнуть, но благому случаю и доброй услуге некоторых друзей угодно было меня выручить. Ими доставлена мне возможность рассказать нечто небезынтересное о серьезных
впечатлениях, производимых на духовенство в ожидании архиерейской встречи.