Неточные совпадения
Его
лицо, слепленное из мелких черточек и густо покрытое черным волосом, его быстро бегающие глаза и судорожные движения тела придавали ему сходство с
обезьяной «мартышкой», а говорил он так, как будто одновременно веровал, сомневался, испытывал страх, обжигающий его.
Над столом мелькали обезьяньи лапки старушки, безошибочно и ловко передвигая посуду, наливая чай, не умолкая шелестели ее картавые словечки, — их никто не слушал. Одетая в сукно мышиного цвета, она тем более напоминала
обезьяну. По морщинам темненького
лица быстро скользили легкие улыбочки. Клим нашел улыбочки хитрыми, а старуху неестественной. Ее говорок тонул в грубоватом и глупом голосе Дмитрия...
Гляжу и не могу разглядеть, кто еще сидит с ними:
обезьяна не
обезьяна, но такое же маленькое существо, с таким же маленьким, смуглым
лицом, как у
обезьяны, одетое в большое пальто и широкую шляпу.
Знаменитый Мина оказался небольшим плотным человеком, с длинными, как у
обезьяны, руками и загорелым
лицом, на котором странно выделялась очень светлая заросль. Длинный прямой нос как будто утопал в толстых, как два полена, светлых усах. Перестав звонить, он взглянул на моего жизнерадостного покровителя и сказал...
Посредине ресторана, на эстраде, играли румыны в красных фраках, все смуглые, белозубые, с
лицами усатых, напомаженных и прилизанных
обезьян.
Он очень верно подражал жужжанию мухи, которую пьяный ловит на оконном стекле, и звукам пилы; смешно представлял, став
лицом в угол, разговор нервной дамы по телефону, подражал пению граммофонной пластинки и, наконец, чрезвычайно живо показал мальчишку-персиянина с ученой
обезьяной.
Лицо у него было довольно странное; несмотря на то что его нельзя было назвать дурным, оно как-то напоминало об
обезьяне, и вследствие того скорее отталкивало от себя, нежели привлекало.
Изо всех собравшихся на станции только один этот человек, с чахоточной фигурой и
лицом старой
обезьяны, сохранял свою обычную невозмутимость. Он приехал позднее всех и теперь медленно ходил взад и вперед по платформе, засунув руки по локоть в карманы широких, обвисших брюк и пожевывая свою вечную сигару. Его светлые глаза, за которыми чувствовался большой ум ученого и сильная воля авантюриста, как и всегда, неподвижно и равнодушно глядели из-под опухших, усталых век.
Из двери белого домика, захлестнутого виноградниками, точно лодка зелеными волнами моря, выходит навстречу солнцу древний старец Этторе Чекко, одинокий человечек, нелюдим, с длинными руками
обезьяны, с голым черепом мудреца, с
лицом, так измятым временем, что в его дряблых морщинах почти не видно глаз.
Климкову начинало казаться, что брат торопливо открывает перед ним ряд маленьких дверей и за каждой из них всё более приятного шума и света. Он оглядывался вокруг, всасывая новые впечатления, и порою тревожно расширял глаза — ему казалось, что в толпе мелькнуло знакомое
лицо товарища по службе. Стояли перед клеткой
обезьян, Яков с доброй улыбкой в глазах говорил...
Сотни мужчин, от древних старцев, клавших на ночь свои зубы в стакан с водой, до мальчишек, у которых в голосе бас мешается с дискантом, штатские, военные, люди плешивые и обросшие, как
обезьяны, с ног до головы шерстью, взволнованные и бессильные, морфинисты, не скрывавшие перед ней своего порока, красавцы, калеки, развратники, от которых ее иногда тошнило, юноши, плакавшие от тоски первого падения, — все они обнимали ее с бесстыдными словами, с долгими поцелуями, дышали ей в
лицо, стонали от пароксизма собачьей страсти, которая — она уже заранее знала — сию минуту сменится у них нескрываемым, непреодолимым отвращением.
Вдруг
лицо его выразило ужас. Он увидал двух
обезьян — Егорушку и Соньку, которые, видимо, нисколько не проникнутые торжественностью ожидания адмирала, с самым беззаботным видом играли на палубе, гоняясь друг за другом, и дразнили добродушнейшего и несколько неуклюжего водолаза, проделывая с ним всевозможные обезьяньи каверзы, к общему удовольствию команды.
Но в Мое окно Я еще раз увидел его у подъезда, пока подавалась замедлившая карета: он что-то говорил вполоборота одному из своих аббатов, в его почтительно склоненную черную тарелку, и
лицо его уже не напоминало старой
обезьяны: скорее это было мордой бритого, голодного и утомленного льва.
Мгновение мне еще казалось, что несколько испугана бритая
обезьяна: синева ее щек резче выделилась на бледном квадратном
лице, и угольки глаз как-то подозрительно тлели под чернотою косматых бровей, но вот она не спеша подняла руку, и тот же кощунственный шутливый возглас прервал общее молчание...
Один Магнус продолжал ухмыляться, все остальные стали, как мне казалось, серьезны и ждали ответа кардинала. И он последовал: бритая
обезьяна оказалась недурным актером. Сделав преувеличенно испуганное
лицо, кардинал поднял правую руку и произнес с выражением крайнего добродушия, противоречившего жесту и словам...
Вдруг
лицо бритой
обезьяны стало плаксивым и в глазах выразились ужас и злоба: точно кто-нибудь схватил ее за шиворот и сразу бросил назад, в глушь, тьму и ужас первобытного леса.
Тогда я раздам Мое имение нищим и с тобою, товарищ, поползу на поклонение к старой бритой
обезьяне, прильну Моим американским
лицом к ее туфле, от которой исходит благодать. Я буду плакать, Я буду вопить от ужаса: спаси Меня от Смерти! А старая
обезьяна, тщательно удалив с
лица все волосы, облекшись, сверкая, сияя, озаряя — и сама трясясь от злого ужаса, будет торопливо обманывать мир, который так хочет быть обманутым.
Лицо его в кулак стянуто, как у старой
обезьяны; на нем видно и лукавство этого рода животных.
— Нет, в первый раз вижу, — и начал чтение. В продолжение его он часто пожимал плечами, потирал себе средину лба пальцем; на
лице его то выступала радость, как у
обезьяны, поймавшей лакомый кусок, то хмурилось оно, как у
обезьяны, когда горячие каштаны обжигают ей лапы. Наконец, Зуда опустил руку с письмом и опять уныло покачал головой.