Неточные совпадения
Самгин ярко вспомнил, как на этой площади стояла, преклонив колена пред царем, толпа «карликовых людей», подумал, что ружья, повозки, собака — все это лишнее, и, вздохнув, посмотрел налево, где возвышался поседевший
купол Исакиевского собора, а над ним опрокинута чаша
неба, громадная, но неглубокая и точно выточенная из серого камня.
И вслед за этой молнией перед его потухшими еще до рождения глазами вдруг зажглись странные призраки. Были ли это лучи или звуки, он не отдавал себе отчета. Это были звуки, которые оживали, принимали формы и двигались лучами. Они сияли, как
купол небесного свода, они катились, как яркое солнце по
небу, они волновались, как волнуется шепот и шелест зеленой степи, они качались, как ветви задумчивых буков.
И он быстрым, невольным жестом руки указал мне на туманную перспективу улицы, освещенную слабо мерцающими в сырой мгле фонарями, на грязные дома, на сверкающие от сырости плиты тротуаров, на угрюмых, сердитых и промокших прохожих, на всю эту картину, которую обхватывал черный, как будто залитый тушью,
купол петербургского
неба.
Потом о больших городах и дворцах, о высокой церкви с
куполом, который весь вдруг иллюминовался разноцветными огнями; потом об жарком, южном городе с голубыми
небесами и с голубым морем…
Опять звездная бездна над головой, опять душистая прохлада северной ночи; кругом опять призраки и узорчатые тени по горам, а в самой выси, где
небо раздавалось и круглилось
куполом, легли широкие воздушные полосы набежавших откуда-то облачков, точно кто мазнул по
небу исполинской кистью.
Небо уходит вверх бездонным
куполом; где-то далеко-далеко сверкает затерявшаяся в глубоком логу горная речонка.
Сперва никто не понимал, что это, — не понимал даже и я, кому (к несчастью) было открыто больше, чем всем другим. Это было похоже на огромный рой черных аэро: где-то в невероятной высоте — еле заметные быстрые точки. Все ближе; сверху хриплые, гортанные капли — наконец, над головами у нас птицы. Острыми, черными, пронзительными, падающими треугольниками заполнили
небо, бурей сбивало их вниз, они садились на
купола, на крыши, на столбы, на балконы.
Где-то сзади я слышал пронзительный писк птиц над Стеной. А впереди, в закатном солнце — из малинового кристаллизованного огня — шары
куполов, огромные пылающие кубы-дома, застывшей молнией в
небе — шпиц аккумуляторной башни. И все это — всю эту безукоризненную, геометрическую красоту — я должен буду сам, своими руками… Неужели — никакого выхода, никакого пути?
А над вулканом поднималось
куполом вверх, зеленея бирюзой и аквамарином, кроткое вечернее весеннее
небо.
Она о четырех углах, сто шагов по сторонам, три копья в высоту, ее средина — на двенадцати золотых колоннах в толщину человека на вершине ее голубой
купол, вся она из черных, желтых, голубых полос шелка, пятьсот красных шнуров прикрепили ее к земле, чтобы она не поднялась в
небо, четыре серебряных орла по углам ее, а под
куполом, в середине палатки, на возвышении, — пятый, сам непобедимый Тимур-Гуруган, царь царей.
Прибавьте к этому неверное слабое освещение, которое, как в каком-нибудь старом готическом здании, падает косыми полосами сверху, точно из окон громадного
купола, и вы получите слабое представление о том лесе, про который народ говорит, что в нем «в
небо дыра».
Под
куполом воздух так уже сгущался, что трудно было различать очертание верхних окон; затемненные снаружи пасмурным
небом, залепленные наполовину снегом, они проглядывали вовнутрь, как сквозь кисель, сообщая настолько свету, чтобы нижней части цирка придать еще больше сумрака.
Размахнул лес зелёные крылья и показывает обитель на груди своей. На пышной зелени ярко вытканы зубчатые белые стены, синие главы старой церкви, золотой
купол нового храма, полосы красных крыш; лучисто и призывно горят кресты, а над ними — голубой колокол
небес, звонит радостным гомоном весны, и солнце ликует победы свои.
Лето было тогда, ночи жаркие, а здесь — прохладный сумрак, кое-где лампады мелькают, перемигиваются; синеватые огоньки тянутся кверху, словно хотят взлететь в
купол и выше — в
небо, к летним звёздам.
Стоя на сей горе, видишь на правой стороне почти всю Москву, сию ужасную громаду домов и церквей, которая представляется глазам в образе величественного амфитеатра: великолепная картина, особливо когда светит на нее солнце, когда вечерние лучи его пылают на бесчисленных златых
куполах, на бесчисленных крестах, к
небу возносящихся!
В окна графской церкви видно прозрачное, голубое
небо, а всю церковь, от расписного
купола до пола, пронизывает матовый луч, в котором весело играют клубы ладанного дыма…
Божий храм чудом сохранился на половину от пожара: в то врёмя как рухнул весь
купол, загоревшийся, очевидно, от ближайших изб, крошечная колокольня уцелела, одиноко уходя своим стрельчатым верхом в
небо, как бы жалуясь ему на жестокую несправедливость людей, допустивших врагов разрушить дом Божий.
Впереди, невдалеке от низменного берега, чуть-чуть отделялись от сумрачного беззвездного
неба стены обгорелого собора с провалившимся
куполом. Ниже шли остатки монастырской ограды. Теркин и Серафима, все мокрые и еще тяжело дышащие, шли на красный огонек костра. Там они обсушатся.
Глаз достигал до дальнего края безоблачного темнеющего
неба. Девять
куполов Василия Блаженного с перевитыми, зубчатыми, точно булавы, главами пестрели и тешили глаз, словно гирлянда, намалеванная даровитым ребенком, разыгравшимся среди мрака и крови, дремучего холопства и изуверных ужасов Лобного места. «Горячечная греза зодчего», — перевел про себя Пирожков французскую фразу иноземца-судьи, недавно им вычитанную.
На углу
купол башни в новом заграничном стиле прихорашивал всю эту кучу тяжелых, приземистых каменных ящиков, уходил в
небо, напоминая каждому, что старые времена прошли, пора пускать и приманку для глаз, давать архитекторам хорошие деньги, чтобы весело было господам купцам платить за трактиры и лавки.
Июльская ночь была великолепна.
Небо было чисто и все сплошь усеяно яркими звездами. Освещенные лунным блеском парк и сад особенно настраивали фантазию. Кругом царила мертвая тишина — вокруг все спало. Даже сторож, обыкновенно бивший в доску, или задремал, или не решался нарушать этот покой земли под звездным
куполом малейшим шумом.
Русский любит строить жилища свои и особенно храмы Божий на берегах рек и на высотах, чтобы
купола этих храмов и шпили их колоколен весело возносились к
небу, весело глядели на всю окрестность.
Наконец настало 8 октября — день выступления соединенной московской дружины. День был тихий, ясный; солнце при восходе яркими лучами рассеяло волнистый туман и, величественно выплывши на
небо, отразилось тысячами огней на
куполах церквей и верхах бойниц и башен кремлевских.
Посреди сада возвышался храм с
куполом, достигавшим до самого потолка, искусно расписанного в виде
неба.
Купол опирался на восемь колонн из белого мрамора.
Может статься, в это самое время Антон вспомнил душистый воздух Италии, тамошние дворцы и храмы под
куполом роскошного
неба, высокие пирамиды тополей и виноградные лозы своего отечества; может статься, он вспомнил слова Фиоравенти: «Пройдя через эти ворота, назад не возвращаются»; вспомнил слезы матери — и грустно поникнул головой.
Лишь к перелеску, Антона обдали холодом испарения болот; самое
небо, испещренное то облаками, то струями облаков, стояло над ним мраморным
куполом.
Само
небо в языческом мире было завершенным, замкнутым
куполом, за которым дальше ничего уже не было.