Неточные совпадения
Обнаруживала ли ими болеющая
душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и
окрепнуть начинавший
в нем строиться высокий внутренний человек; что, не испытанный измлада
в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и
крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих ощущений не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был
в силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости немощную волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул
душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
Старик слушал и ждал. Он больше, чем кто-нибудь другой
в этой толпе, понимал живую драму этих звуков. Ему казалось, что эта могучая импровизация, так свободно льющаяся из
души музыканта, вдруг оборвется, как прежде, тревожным, болезненным вопросом, который откроет новую рану
в душе его слепого питомца. Но звуки росли,
крепли, полнели, становились все более и более властными, захватывали сердце объединенной и замиравшей толпы.
Он считал необходимым дать
душе юноши устояться,
окрепнуть, чтобы быть
в состоянии встретить резкое прикосновение жизни.
— Не пришла бы я сюда, кабы не ты здесь, — зачем они мне? Да дедушка захворал, провозилась я с ним, не работала, денег нету у меня… А сын, Михайла, Сашу прогнал, поить-кормить надо его. Они обещали за тебя шесть рублей
в год давать, вот я и думаю — не дадут ли хоть целковый? Ты ведь около полугода прожил уж… — И шепчет на ухо мне: — Они велели пожурить тебя, поругать, не слушаешься никого, говорят. Уж ты бы, голуба́
душа, пожил у них, потерпел годочка два, пока
окрепнешь! Потерпи, а?
Но чем ближе подходило время моего отъезда, тем больший ужас одиночества и большая тоска овладевали мною. Решение жениться с каждым днем
крепло в моей
душе, и под конец я уже перестал видеть
в нем дерзкий вызов обществу. «Женятся же хорошие и ученые люди на швейках, на горничных, — утешал я себя, — и живут прекрасно и до конца дней своих благословляют судьбу, толкнувшую их на это решение. Не буду же я несчастнее других,
в самом деле?»
Идея Маркушки росла и
крепла в его
душе так же, как вырастает растение из маленького зернышка, пуская корни и разветвления все глубже и глубже.
Гришка молча взял штоф и поспешил привести
в действие совет;
в горле его и груди было сухо: после первых глотков он почувствовал уже облегчение — даже
душа его как будто
окрепла.
На улице ему стало легче. Он ясно понимал, что скоро Яков умрёт, и это возбуждало
в нём чувство раздражения против кого-то. Якова он не жалел, потому что не мог представить, как стал бы жить между людей этот тихий парень. Он давно смотрел на товарища как на обречённого к исчезновению. Но его возмущала мысль: за что измучили безобидного человека, за что прежде времени согнали его со света? И от этой мысли злоба против жизни — теперь уже основа
души — росла и
крепла в нём.
Он сам создавал себе систему; она выживалась
в нем годами, и
в душе его уже мало-помалу восставал еще темный, неясный, но как-то дивно-отрадный образ идеи, воплощенной
в новую, просветленную форму, и эта форма просилась из
души его, терзая эту
душу; он еще робко чувствовал оригинальность, истину и самобытность ее: творчество уже сказывалось силам его; оно формировалось и
крепло.
Но, кроме того, что он видит на других существах и на себе, каждый человек знает
в себе еще то, что не портится и не стареется, а, напротив, нечто такое, что чем больше живет, тем больше
крепнет и улучшается: знает каждый человек
в себе еще свою
душу, с которой не может быть того, что совершается с телом. И потому страшна смерть только тому, кто живет не
душою, а телом.
Французы отступают из сожженной Москвы и гонят с собою пленных. Новые ужасы развертываются перед Пьером. Отстающих пленных пристреливают. «Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его,
в,
душе его вырастала и
крепла независимая от нее сила жизни.
«Пьер чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его,
в душе его вырастала и
крепла независимая от нее сила жизни».
«Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его,
в душе его вырастала и
крепла независимая от нее сила жизни».
Но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его,
в душе его вырастала и
крепла независимая от нее сила жизни».
Я вижу перед собой угрюмое бледное лицо, пламенные глаза, прекрасную, гордую голову, и
в груди моей разливается огонь сочувствия, жалости безысходной тоски. Мне до боли жаль этого несчастного, одинокого Мцыри… Представляю
в его положении себя… Жаль и себя, безумно жаль. Он, я — все смешивается… Ах, как грустно и как сладко! Какая-то волна поднимается со дна
души и захлестывает меня. Накатила, подхватила и понесла. Голос мой
крепнет и растет.
Он также прислушивался к ним, и
в душе его росли и
крепли тяжелые предчувствия.
(Почерк Лельки.) — Как все это уже становится далеко от меня! Как будто сон какой-то отлетает от мозга,
в душе крепнут решения…
Он обладал пылкою
душою, редким умом, непоколебимою, выдающеюся силою воли и имел бы все главные качества великого монарха, если бы воспитание образовало или усовершенствовало
в нем природные способности, но рано лишенный отца и матери, отданный на произвол буйных вельмож, ослепленных безрассудным личным властолюбием, он был на престоле несчастнейшим сиротою русской державы, и не только для себя, но и для миллионов своих подданных готовил несчастие своими пороками, легко возникающими при самых лучших естественных свойствах, когда еще ум, этот исправитель страстей, недостаточно
окреп в молодом теле.
Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его,
в душе его выростала и
крепла независимая от нее сила жизни.