Неточные совпадения
Река Кусун (по-китайски Кусун-гоу, по-удэгейски Куй или Куги) впадает
в море немного севернее мыса Максимова. Между устьем Витухэ и устьем Кусуна образовалась длинная заводь, отделенная от
моря валом из гальки и
песка шириной 80 м. Обыкновенно
в этой заводи отстаиваются китайские лодки, застигнутые непогодой
в море. Раньше здесь также скрывались хищнические японские рыбалки. Несомненно, нижняя часть долины Кусуна раньше была тоже лагуной,
как и
в других местах побережья, о чем уже неоднократно говорилось.
Как только
в прежнем русле ослабевало течение,
море заметало его устье
песком.
Около полудня мы с Дерсу дошли до озера. Грозный вид имело теперь пресное
море. Вода
в нем кипела,
как в котле. После долгого пути по травяным болотам вид свободной водяной стихии доставлял большое удовольствие. Я сел на
песок и стал глядеть
в воду. Что-то особенно привлекательное есть
в прибое. Можно целыми часами смотреть,
как бьется вода о берег.
С северо — востока, от берегов большой реки, с северо — запада, от прибережья большого
моря, — у них так много таких сильных машин, — возили глину, она связывала
песок, проводили каналы, устраивали орошение, явилась зелень, явилось и больше влаги
в воздухе; шли вперед шаг за шагом, по нескольку верст, иногда по одной версте
в год,
как и теперь все идут больше на юг, что ж тут особенного?
Море на вид холодное, мутное, ревет, и высокие седые волны бьются о
песок,
как бы желая сказать
в отчаянии: «Боже, зачем ты нас создал?» Это уже Великий, или Тихий, океан.
Кругом болота, узкая песчаная полоса берега, и
в море выдавалась огромная лагуна, заросшая камышом и кугой, обнесенная валами
песку со стороны
моря,
как бы краями чаши, такими высокими валами, что волны не поднимались выше их, а весь берег вправо и влево был низким местом, ниже уровня
моря, а дальше
в непроходимых лесах, на громадном пространстве на север до реки Риона и далее до города Поти, были огромные озера-болота, место зимовки перелетных птиц.
Как море в отлив, отходил неслышно народ, оставляя на
песке легкие отбросы да крохи своей жизни, и уже зияла кругом молчаливая пустота, — а он все еще слепо жил
в отошедшем шуме и движении валов.
Сделав несколько хороших глотков из темной плоской посудины, Пэд почувствовал себя сидящим
в котле или
в паровой топке.
Песок немилосердно жег тело сквозь кожаные штаны, небо роняло на голову горячие плиты, каждый удар их звенел
в ушах подобно большому гонгу; невидимые пружины начали развертываться
в мозгу, пылавшем от такой выпивки, снопами искр, прыгавших на
песке и бирюзе бухты; далекий горизонт
моря покачивался, нетрезвый,
как Пэд, его судорожные движения казались размахами огромной небесной челюсти.
Чорт выхватил, что ему было нужно, мигом свернулись у него крылья, мягкие,
как у нетопыря, мигом вскочил
в широкие,
как море, синие штаны, надел все остальное, подтянулся поясом, а рога покрыл смушковой шапкой. Только хвост высунулся поверх голенища и бегал по
песку,
как змея…
Она промолчала. Голубые глаза Якова улыбались, блуждая
в дали
моря. Долго все трое задумчиво смотрели туда, где гасли последние минуты дня. Пред ними тлели уголья костра. Сзади ночь развертывала по небу свои тени. Желтый
песок темнел, чайки исчезли, — всё вокруг становилось тихим, мечтательно-ласковым… И даже неугомонные волны, взбегая на
песок косы, звучали не так весело и шумно,
как днем.