Неточные совпадения
— Вам сказывали люди,
папа, что граф сегодня заезжал к вам? — спросила Софья, услыхав
имя графа.
-Жюсте или об апостоле Жан-Жаке; но разве
папа Вольтер, благословлявший Франклинова внука во
имя бога и свободы, не был пиетист своей человеческой религией?
Раньше обоготворяли человека-папу и человека-цезаря и этим изменяли Богу, потом стали обоготворять всех людей, человечество, народную волю, изменяли Богу во
имя той же человеческой власти — народовластия.
Он скажет: „Что ж делать, мой друг, рано или поздно ты узнал бы это, — ты не мой сын, но я усыновил тебя, и ежели ты будешь достоин моей любви, то я никогда не оставлю тебя“; и я скажу ему: „
Папа, хотя я не имею права называть тебя этим
именем, но я теперь произношу его в последний раз, я всегда любил тебя и буду любить, никогда не забуду, что ты мой благодетель, но не могу больше оставаться в твоем доме.
— Да, для мамы и
папы, — схитрила она. — Но вы, может быть, не знаете, что есть мужское
имя Зина?
— Элдар, — прошептал Хаджи-Мурат, и Элдар, услыхав свое
имя и, главное, голос своего мюршида, вскочил на сильные ноги, оправляя
папаху. Хаджи-Мурат надел оружие на бурку. Элдар сделал то же. И оба молча вышли из сакли под навес. Черноглазый мальчик подвел лошадей. На стук копыт по убитой дороге улицы чья-то голова высунулась из двери соседней сакли, и, стуча деревянными башмаками, пробежал какой-то человек в гору к мечети.
Тут были даже государственные люди, дипломаты, тузы с европейскими
именами, мужи совета и разума, воображающие, что золотая булла издана
папой и что английский"роог-tax"есть налог на бедных; тут были, наконец, и рьяные, но застенчивые поклонники камелий, светские молодые львы с превосходнейшими проборами на затылках, с прекраснейшими висячими бакенбардами, одетые в настоящие лондонские костюмы, молодые львы, которым, казалось, ничего не мешало быть такими же пошляками, как и пресловутый французский говорун; но нет! не в ходу, знать, у нас родное, — и графиня Ш., известная законодательница мод и гран-жанра, прозванная злыми языками"Царицей ос"и"Медузою в чепце", предпочитала, в отсутствии говоруна, обращаться к тут же вертевшимся итальянцам, молдаванцам, американским"спиритам", бойким секретарям иностранных посольств немчикам с женоподобною, но уже осторожною физиономией и т. п.
— М-сье Урманов… Урманов,
папа… Я от твоего
имени приглашаю г-на Потапова и г-на Урманова к нам.
Муж мой всегда это говорил и говорит, а ты посмотри,
папа, что выходит из собственных даже твоих слов: положим, ты оттеснишь мужа и прослужишь еще год, два, три, наконец утомишься и выйдешь в отставку, — тогда на твое место выберут совершенно случайно человека, который тобою созданное дело сломает и уничтожит, а с делом твоим,
папа, связано твое
имя!..
—
Папа, я прошу тебя, выпиши казаков, потребуй денег на охрану. Тебе дадут. Я прошу тебя, как сын, и я прошу тебя от
имени России, которой нужна твоя жизнь.
Люда заплачет и станет укорять меня, и призывать
имя покойного
папы, и повторять в сотый раз эту беспощадную фразу: „Нет, ты его не любишь, Нина, не любишь!“»
— Итак, господа, пишем билетики…Тот, которому попадется билет с моим
именем, тот получает меня.
Папа Цвибуш, пиши билеты!
«Боже! Спаси
папу, маму, братьев, сестер, дедушку, бабушку и всех людей. Упокой, боже, души всех умерших. Ангел-хранитель, не оставь нас. Помоги нам жить дружно. Во
имя отца и сына и святого духа. Аминь».
Меня называли «Витя»,
папа выговаривал по-польски, и у него звучало «Виця»; так он всегда и в письмах ко мне писал мое
имя. Ласкательно мама называла меня «Тюлька». Раз она так меня позвала, когда у нее сидела с визитом какая-то дама. Когда я ушел, дама сказала маме...
Было не до того, чтоб уроки учить. Передо мною распахнулась широкая, завлекающая область, и я ушел в не всею душою, — область умственных наслаждений. Для меня этот переворот связан в воспоминаниях с Боклем. У
папы в библиотеке стояла «История цивилизации в Англии» Бокля. По
имени я его хорошо знал. Это
имя обозначало нас самого умного, глубокомысленного и трудпонимаемого писателя. Читать его могут только очень умные люди. Генерал у Некрасова говорит в балете поэту...
— Растет сиротинушка, все
папу вспоминает, несмышленыш еще, так я, прости мне, Господи, ему не сказывала, что нет у него ни отца, ни
имени, а привязалась я к нему, как на самом деле к сыну… уж так привязалась.