Неточные совпадения
Самгин уходил, еще более убежденный в том, что не могут быть долговечны, не могут
изменить ход
истории события, которые создаются десятками таких единиц.
Но и за эту статью все-таки его устранили из университета, с той поры, имея чин «пострадавшего за свободу», он жил уже не пытаясь
изменять течение
истории, был самодоволен, болтлив и, предпочитая всем напиткам красное вино, пил, как все на Руси, не соблюдая чувства меры.
Абстрактные мысли, принимающие форму мифов, могут перевернуть
историю, радикально
изменить общество.
Но две мировые войны
изменяют течение
истории.
Самые позитивные историки знают, что после Христа ось мировой
истории изменила свое направление; Христос стал темой мировой
истории.
— Чем бы там она ни была верна, но она все-таки, любя другого, не
изменила своему долгу — и не
изменила вследствие прирожденного ей целомудрия; намеками на такого рода женщин испещрены наша
история и наши песни.
Нет, оно совершается так потому, что не может иначе совершиться. L'histoire a sa logique, mon cher, [У
истории своя логика, дорогой мой (франц.)] и для каких-нибудь двух-трех десятков девиц не может
изменить свое величественное течение!
— Нет, ты заметь! — наконец произносит он, опять
изменяя «вы» на «ты», — заметь, как она это сказала:"а вы, говорит, милый старец, и до сих пор думаете, что Ева из Адамова ребра выскочила?"И из-за чего она меня огорошила? Из-за того только, что я осмелился выразиться, что с одной стороны
история, а с другой стороны Священное писание… Ah, sapristi! Les gueuses! [А, черт возьми! Негодяйки! (франц.)]
Эта
история, в которой я, по вдохновению,
изменял характеры людей, перемещал события, была для меня миром, где я был свободен, подобно дедову богу, — он тоже играет всем, как хочет.
Грушина перевела разговор на эротические темы. Она рассказала, как ее ревновал покойник-муж и как она ему
изменила. Потом рассказала слышанную от столичного знакомого
историю о любовнице некоего высокопоставленного лица, как она ехала по улице и встретила своего покровителя.
Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей стороны, лишь
изменил имена некоторых действующих лиц этой трогательной
истории да придал устному рассказу письменную форму.
— «Его, властителя, героя, полубога…» Друга моего Гришу Кулебякина убили здесь… «Человек он был». «Орел, не вам чета»… Ты видишь меня? Хорош?… Подковки гнул. А перед ним я был мальчишка и щенок. Кулачище — во! Вот Сухово-Кобылин всю правду, как было, написал… Только фамилию
изменил, а похожа: Ку-ле-бя-кин у него Семи-пя-дов. А мою фамилию целиком поставил: «После докучаевской трепки не жить!» После
истории в Курске не жить!
Но стоит раз обратиться
истории на этот путь, стоит раз сознать, что в общем ходе
истории самое большое участие приходится на долю народа и только весьма малая Доля остается для отдельных личностей, — и тогда исторические сведения о явлениях внутренней жизни народа будут иметь гораздо более цены для исследователей и, может быть,
изменят многие из доселе господствовавших исторических воззрений.
Упадок Рима начался гораздо раньше; самые события, бывшие следствием Актийской битвы, были уже результатами упадка народной доблести в Риме, и если б девицы Ливии не было на свете и Август наслаждался высочайшим семейным благополучием — римская
история не
изменила бы своего хода.
История имеет свои повороты, которые невозможно
изменить, а тем менее устранить.
Но что должен читатель подумать о русском народе и о всей русской
истории, если он поверит г. Жеребцову, что Русь
изменила своей народности и мгновенно приняла новые начала цивилизации, уступая произволу одного человека?
Они готовы думать, что литература заправляет
историей, что она [
изменяет государства, волнует или укрощает народ,] переделывает даже нравы и характер народный; особенно поэзия, — о, поэзия, по их мнению, вносит в жизнь новые элементы, творит все из ничего.
И тут-то являются разные науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является наука политическая экономия,
история и самая модная — социология, о том, по каким законам живут и должны жить люди, и оказывается, что дурная жизнь людей не от них, а оттого, что таковы законы, и что дело людей не в том, чтобы перестать жить дурно и
изменять свою жизнь от худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя попрежнему, по своим слабостям думать, что всё худое происходит не от них самих, а от тех законов, какие нашли и высказали ученые.
Бодростина выехала из деревни на окончание дела неохотно: она даже чувствовала лень все это доделывать и даже охотно бы все это бросила, если бы не
история с завещанием, которую нельзя было оставить, потому что не ровен час: Бодростин сам мог пожелать взять это завещание для какой-нибудь перемены, чухонец Ропшин мог взревновать и
изменить ей…
— Зарудин, пожалуй, и прав, — заметил Антон Антонович, — но в сущности, что нам теперь до этого за дело — жива или не жива Екатерина Петровна Бахметьева, да притом еще замужняя? Что может
изменить она в строе жизни Николая Павловича?.. Тогда дело другое, а теперь, по-моему, нет основания волноваться… Прошло пятнадцать лет, нельзя же теперь перетряхивать старые
истории.
Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не
изменяя себе, являет необычайный в
истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, — Кутузов представляется им чем-то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12-м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
Восемнадцать столетий этой старой
истории еще не
изменили; [Русское законодательство имело в виду эту фарисейскую мстительность, и в IV томе свода законов были положительные статьи, которыми вменялось в обязанность при рассмотрения общественных приговоров о сдаче евреев в рекруты «за дурное поведение» обращать строгое внимание, чтобы под видом обвинения в «дурном поведении» не скрывались козни фанатического свойства, мстящие за неисполнение тех или других «еврейских обрядов»; но евреи это отлично обходили и достигали, чего хотели.
Эти варианты дают
историю толкований этого места. Смысл один ясный тот, что Христос, так же как и по Луке, говорит о законе вечном: но в числе списателей Евангелий находятся такие, которым желательно признать обязательность писанного закона Моисеева, и эти списатели присоединяют к слову закон прибавку — «и пророки» — и
изменяют смысл.
Для изучения законов
истории, мы должны
изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами.