Неточные совпадения
«Это — опасное уменье, но — в какой-то степени — оно необходимо для защиты против
насилия враждебных
идей, — думал он. — Трудно понять, что он признает, что отрицает. И — почему, признавая одно, отрицает другое? Какие люди собираются у него? И как ведет себя с ними эта странная женщина?»
Вынашивалась русская
идея, которой империя, в своей воле к могуществу и
насилию, изменяла.
Зачем заботиться о приобретении познаний, когда наша жизнь и общество в противоборстве со всеми великими
идеями и истинами, когда всякое покушение осуществить какую-нибудь мысль о справедливости, о добре, о пользе общей клеймится и преследуется, как преступление?» «Везде
насилия и
насилия, стеснения и ограничения, — нигде простора бедному русскому духу.
В плане творения нет
насилия ни над одним существом, каждому дано осуществить свою личность,
идею, заложенную в Боге, или загубить, осуществить карикатуру, подделку.
Ответ.Трудно. Но буде представится случай пустить в ход обман, коварство и
насилие, а в особенности в ночное время, то могут воссиять. В настоящее время эти претенденты главным образом опираются на кокоток, которые и доныне не могут забыть, как весело им жилось при Монтихином управлении. Однако ж республика, по-видимому, уже предусмотрела этот случай и в видах умиротворения кокоток установила такое декольте, перед которым цепенела даже смелая «наполеоновская
идея».
Фанатик любви может совершать величайшие злодеяния и
насилия во имя
идеи любви, вытеснившей свободу, справедливость, познание и т. д.
Очень любопытна в этом отношении судьба
идеи «ереси», которая стала источником самого зловещего фанатизма, жестокости,
насилий и злобы.
Но нельзя допускать, чтобы свобода стала фанатической
идеей, чтобы человек был одержим ею, ибо тогда она истребляется и перерождается в
насилие.
Религиозно обоснованная русская монархия была осуждена свыше, осуждена Богом и прежде всего за
насилие над церковью и религиозной жизнью народа, за антихристианскую
идею цезаропапизма, за ложную связь церкви с монархией, за вражду к просвещению.
Но став одержимым максималистической революционной
идеей, он в конце концов потерял непосредственное различие между добром и злом, потерял непосредственное отношение к живым людям, допуская обман, ложь,
насилие, жестокость.
Чудовищная неправда утверждать, что господство солдатчины, основанное на физическом
насилии, имеет хоть какое-либо отношение к социализму, к «
идее четвертого сословия», как ее понимали Маркс, Лассаль и др. западные социалисты.
Этот «новый» мир не
насилие и не оскорбление человека отверг, он в принципе и в
идее отверг всякое достоинство человека, всякую честь и благородство как предрассудки.
Во имя этой «
идеи», во имя истинной пролетарской воли, которая может быть достоянием лишь немногих, во имя сознанных немногими интересов пролетариата, которые суть также интересы человечества, над фактическим, эмпирическим пролетариатом можно производить какое угодно
насилие.