Неточные совпадения
Он мог бы чувства обнаружить,
А не щетиниться, как
зверь;
Он должен был обезоружить
Младое сердце. «Но теперь
Уж поздно; время улетело…
К тому ж — он мыслит — в это дело
Вмешался старый дуэлист;
Он
зол, он сплетник, он речист…
Конечно, быть должно презренье
Ценой его забавных слов,
Но шепот, хохотня глупцов…»
И вот общественное мненье!
Пружина чести, наш кумир!
И вот на чем вертится мир!
Страшна и неверна была жизнь тогдашнего человека; опасно было ему выйти за порог дома: его, того гляди, запорет
зверь, зарежет разбойник, отнимет у него все
злой татарин, или пропадет человек без вести, без всяких следов.
— Разве я
зверь, — обидчиво отвечала Татьяна Марковна, — такая же, как эти
злые родители, изверги? Грех, Вера, думать это о бабушке…
Всего боюсь, и света и потемков,
Страшит меня и
зверь и человек,
И леший
злой проказник.
Он находил, что на человеке так же мало лежит ответственности за добро и
зло, как на
звере; что все — дело организации, обстоятельств и вообще устройства нервной системы, от которой больше ждут, нежели она в состоянии дать.
— Уймись! — строго крикнул дед. —
Зверь, что ли, я? Связали, в сарае лежит. Водой окатил я его… Ну,
зол! В кого бы это?
Вступив на путь
зла, люди стали не богами, а
зверями, не свободными, а рабами, попили во власть закона смерти и страдания.
— Видал я господ всяких, Степан Романыч, а все-таки не пойму их никак… Не к тебе речь говорится, а вообще. Прежнее время взять, когда мужики за господами жили, — правильные были господа, настоящие:
зверь так
зверь, во всю меру, добрый так добрый, лакомый так лакомый. А все-таки не понимал я, как это всякую совесть в себе загасить… Про нынешних и говорить нечего: он и зла-то не может сделать, засилья нет, а так, одно званье что барин.
— А я так боялась… Наши мужики
озвереют, так на части разорвать готовы. Сейчас наголодались…
злые поневоле… Прежде-то я боялась, что тятеньку когда-нибудь убьют за его строгость, а теперь…
— Ангел мой, возьми! Я здесь их возненавижу, я стану
злая, стану демоном, чудовищем,
зверем… или я… черт знает, чего наделаю.
Лука. И я скажу — иди за него, девонька, иди! Он — парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе — поверит… Ты только поговаривай ему: «Вася, мол, ты — хороший человек… не забывай!» Ты подумай, милая, куда тебе идти окроме-то? Сестра у тебя —
зверь злой… про мужа про ее — и сказать нечего: хуже всяких слов старик… И вся эта здешняя жизнь… Куда тебе идти? А парень — крепкий…
Почему
звери и люди — которые часто
злее злейших
зверей — не тронули тебя, ведь ты шла, даже не имея оружия, единственного друга беззащитных, который не изменяет им, доколе у них есть сила в руках?
Я чуть было не зарыдал, но тотчас же дьявол подсказал: «ты плачь, сантиментальничай, а они спокойно разойдутся, улик не будет, и ты век будешь сомневаться и мучаться». И тотчас чувствительность над собой исчезла, и явилось странное чувство — вы не поверите — чувство радости, что кончится теперь мое мученье, что теперь я могу наказать ее, могу избавиться от нее, что я могу дать волю моей злобе. И я дал волю моей злобе — я сделался
зверем,
злым и хитрым
зверем.
И ночью, заслышав издали тихий неуверенный вой, холодеет он от смертельной тоски: что-то созвучное своей доле слышит он в одиноком,
злом и скорбном голосе лесного, несчастного, всеми ненавидимого
зверя.
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного
зверя злей,
На старуху.
Эта выходка многих насмешила, а другим зато мучительно было ее видеть. Иные даже поспешили отвернуться от
зверя, которому сейчас же должна была последовать
злая кончина.
Захар. Хозяева — не
звери, вот что надо понимать… Ты знаешь — я не
злой человек, я всегда готов помочь вам, я желаю добра…
Как придуманное, а не естественное, сравнение это и неверно само по себе: в начале песни губят пташечку
злые люди, а в конце она летит к морю, чтобы спастись от вьюги; вьюги эти сравниваются, значит, с
злыми толками, погубившими молодца, а
звери лесные ставятся в параллель с морскими волнами.
Пела, пела пташечка
И затихла.
Знало сердце радости,
Да забыло.
Что, певунья пташечка,
Замолчала?
Что ты, сердце, сведалось
С черным горем?
Ах, сгубили пташечку
Злые люди;
Погубили молодца
Злые толки.
Полететь бы пташечке
К синю морю;
Убежать бы молодцу
В лес дремучий.
На море валы шумят,
Да не вьюги;
В лесе
звери лютые,
Да не люди.
Иван (оглядываясь, угрюмо). У меня тоже темнеет в глазах, когда я выхожу на улицу. Ведь бомбисты убивают и отставных, им всё равно… это
звери! (Вдруг говорит мягко и искренно.) Послушай, Соня, разве я
злой человек?
— Не талан-судьба нас с тобою век заедает, а люди. Нету на свете
зверя хищнее и
злее человека. Волк волка не ест, а человек человека живьем съедает.
— Почему мы отданы в тяжкий плен
злым и ослеплён народ вавилонянами нашими и подавлен тьмою, тысячью пут опутан угнетённый — почему? Создан я, как сказано, по образу и подобию божиему — почто же обращают меня во
зверя и скота — нем господь? Разделился мир на рабов и владык — слеп господь? Подавлен врагами, в грязь и ложь брошен народ — бессилен господь? Вот я спрашиваю — где ты, вездесущий и всевидящий, всесильный и благой?
— Ну, Фролом. Так что? — ответил он, настораживаясь, и в глазах его проступило что-то
злое и чуткое, точно у
зверя, сознающего опасность…
Себя казать, как чудный
зверь,
В Петрополь едет он теперь
С запасом фраков и жилетов,
Шляп, вееров, плащей, корсетов,
Булавок, запонок, лорнетов,
Цветных платков, чулок à jour,
С ужасной книжкою Гизота,
С тетрадью
злых карикатур,
С романом новым Вальтер-Скотта,
С bon-mots парижского двора,
С последней песней Беранжера,
С мотивами Россини, Пера,
Et cetera, et cetera.
Один раз пустынник лег под дерево, а ворон, голубь, олень и змея собрались ночевать к тому же месту.
Звери стали рассуждать, отчего
зло бывает на свете.
Пока происходила вся эта суета, в комнату незаметно вошла моя охотничья собака, старый рыжий сеттер. Собака сразу почуяла присутствие какого-то неизвестного
зверя, вытянулась, ощетинилась, и не успели мы оглянуться, как она уже сделала стойку над маленьким гостем. Нужно было видеть картину: медвежонок забился в уголок, присел на задние лапки и смотрел на медленно подходившую собаку такими
злыми глазенками.
Если же я не могу этого сделать, потому что я сам заблудший грешник, то это не значит то, что я должен быть
зверем и, делая
зло, оправдывать себя.
А волки так и прядают возле санок, еще хорошо, что колокольчик был навязан на дуге,
зверь, сколь ни силен, сколь ни
зол, все-таки его побаивается.
Их география все время переплеталась с рассказами о разных приключениях то со
зверями, то с
злыми духами.
Если человеком овладевает идея, что все мировое
зло в евреях, масонах или большевиках, в еретиках или буржуазии (причем не реальной, а вымышленной), то самый добрый человек превращается в дикого
зверя.
— Я тебе вот что скажу, православный… — говорил Артем сиплым тенорковым полушёпотом, глядя немигающими, словно испуганными глазами на охотника. — Не боюсь я ни волков, ни ведмедей, ни
зверей разных, а боюсь человека. От
зверей ты ружьем или другим каким орудием спасешься, а от
злого человека нет тебе никакого спасения.
Представят меня как человека злоумышленного, который сеет неспокойствие, а я могу не стерпеть напраслины да стану оправдываться, и тогда душа моя
озвереет, и я стану обвинять моих обвинителей и сделаюсь сам такой же
злой, как они.
— Что ж, что изрядная… Да кто же ее, идола, замуж возьмет… Кому жизнь-то постыла… Ведь зла-то как…
зверь рыкающий.
— Какие сплетки, ведь мне сам Глебушка рассказывал, что познакомился с ней переодетой в мужское платье… На кулачных боях дерется, в комедию с дворовой девкой переодетая шастает… Да и
зла она, говорят, как
зверь лютый…
А горбун после смерти сестры
зверь зверем стал, ненавидит весь род людской, норовит всякое
зло сделать ближнему.
«Кто же поверит, — продолжал свои томительные думы Грозный, — что, выбирая в свои наперсники
зверей, носивших только человеческий образ, я не удовлетворял этим личным побуждением своего
злого сердца?»
— Зла-то,
зла… — задумчиво говорил Кудиныч, — это так, поистине, что
зверь рыкающий.
— О, как он подл и противен! Клянусь, что я никогда не встречал на свете ничего более
злого и омерзительного, как эти его косые глаза и эти вразлет идущие густые брови! Земля с нетерпением должна ждать минуты, когда этот безжалостный
зверь перестанет дышать ее воздухом и тяготить ее своими ногами. Впрочем, я об этом как можно скорей постараюсь.