Неточные совпадения
На этом пламенно-золотом, необозримом поле лежат целые
миры волшебных городов,
зданий, башен, чудовищ, зверей — все из облаков.
Скажи мне сам прямо, я зову тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь
здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец
мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотомщенных слезках его основать это
здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!
— Нет, не могу допустить. Брат, — проговорил вдруг с засверкавшими глазами Алеша, — ты сказал сейчас: есть ли во всем
мире существо, которое могло бы и имело право простить? Но существо это есть, и оно может все простить, всех и вся и за всё, потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за всё. Ты забыл о нем, а на нем-то и созиждается
здание, и это ему воскликнут: «Прав ты, Господи, ибо открылись пути твои».
С самого начала судебной реформы в кремлевском храме правосудия,
здании судебных установлений, со дня введения судебной реформы в 1864–1866 годы стояла она. Статуя такая, как и подобает ей быть во всем
мире: весы, меч карающий и толстенные томы законов. Одного только не оказалось у богини, самого главного атрибута — повязки на глазах.
В то время о «школьной политике» еще не было слышно; не было и «злоумышленных агитаторов», волнующих молодежь. Кругом гимназии залегла такая же дремотная тишь. Два — три номера газеты заносили слухи из далекого
мира, но они были чужды маленькому городку и его интересам, группировавшимся вокруг старого замка и живого беленького
здания гимназии.
Школа помещалась в просторном флигеле, который при крепостном праве занимал управляющий имением и который бывший помещик пожертвовал
миру под училище. Места для учащихся было достаточно, но
здание было старое, и крестьяне в продолжение многих лет не ремонтировали его. Печи дымили, потолки протекали, из всех щелей дуло.
Перебирал, одну за другой, все отрасли своего хозяйства: лес, скотный двор, хлеб, луга и проч., и на каждой созидал узорчатое
здание фантастических притеснений, сопровождаемых самыми сложными расчетами, куда входили и штрафы, и ростовщичество, и общие бедствия, и приобретение ценных бумаг — словом сказать, целый запутанный
мир праздных помещичьих идеалов.
По их словам, нет в
мире площади прекраснее и величественнее этой, потому что она застроена со всех сторон отличными
зданиями, которые хотя и походят на карточные домики, но зато высоки, пестры и отменно фигурны.
Я, смирный, добродушный молодой человек, знавший до сих пор только свои книги, да аудиторию, да семью и еще несколько близких людей, думавший через год-два начать иную работу, труд любви и правды; я, наконец, привыкший смотреть на
мир объективно, привыкший ставить его перед собою, думавший, что всюду я понимаю в нем зло и тем самым избегаю этого зла, — я вижу все мое
здание спокойствия разрушенным, а самого себя напяливающим на свои плечи то самое рубище, дыры и пятна которого я сейчас только рассматривал.
И тот, кто раньше обличал случайную кучку богачей туристов, примостившихся на балконе уродливого
здания жизни, теперь всею силою своею бьет в самый фундамент
здания, пишет «Воскресение», «не может молчать» и на весь
мир кричит, что в уродство и грязь превращена священная жизнь, что нельзя людям мириться с таким кощунством.
— Кто сказал что нельзя убивать, жечь и грабить? Мы будем убивать, и грабить, и жечь. Веселая, беспечная ватага храбрецов — мы разрушим все: их
здания, их университеты и музеи; веселые ребята, полные огненного смеха, — мы попляшем на развалинах. Отечеством нашим я объявлю сумасшедший дом; врагами нашими и сумасшедшими — всех тех, кто еще не сошел с ума; и когда, великий, непобедимый, радостный, я воцарюсь над
миром, единым его владыкою и господином, — какой веселый смех огласит вселенную!
И устами Алеши он ответил на вопрос Ивана, согласился ли бы он «возвести
здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им, наконец,
мир и покой», если бы «для этого необходимо и неминуемо предстояло замучить всего лишь одно крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачком в грудь, и на неотмщенных слезах его основать это
здание», — «нет, не согласился бы».
Город еще не спал. Большие окна деревянного
здания на Большой улице, в котором помещался клуб или, как он именуется в Сибири, Общественное собрание, лили потоки света, освещая, впрочем, лишь часть совершенно пустынной улицы. В клубе была рождественская елка. Все небольшое общество города, состоящее из чиновников по преимуществу, собралось туда со своими чадами и домочадцами встретить великий праздник христианского
мира.
Я перевернул
мир; моей душе я придал ту форму, какую пожелала моя мысль; в пустыне, работая один, изнемогая от усталости, я воздвиг стройное
здание, в котором живу ныне радостно и спокойно — как царь.
Всё так же в этом
мире всё воздвигалось, не разрушаясь,
здание, всё так же тянулось что-то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка-сфинкс лежала у двери; но кроме всего этого, что-то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс стоячий явился пред дверью.