Неточные совпадения
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо, что, что бы он ни говорил, они не дадутся ему в
обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и
заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала и насмешку над Левиным и твердую уверенность, что если будет кто
обманут, то уж никак не он, Резунов.
Пугачев взглянул грозно на Швабрина: «И ты
смел меня
обманывать! — сказал он ему. — Знаешь ли, бездельник, чего ты достоин?»
Няня не
обманула: ночь пролетела как краткое мгновение, которого я и не
заметил, и бабушка уже стояла над моею кроваткою в своем большом чепце с рюшевыми мармотками и держала в своих белых руках новенькую, чистую серебряную монету, отбитую в самом полном и превосходном калибре.
«Вот как? — оглушенно думал он, идя домой, осторожно спускаясь по темной, скупо освещенной улице от фонаря к фонарю. — Но если она ненавидит, значит — верит, а не забавляется словами, не
обманывает себя надуманно.
Замечал я в ней что-нибудь искусственное?» — спросил он себя и ответил отрицательно.
Меж тем, чтоб
обмануть верней
Глаза враждебного сомненья,
Он, окружась толпой врачей,
На ложе мнимого мученья,
Стоная,
молит исцеленья.
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер бедный мой отец,
И мне тихонько показала
Седую голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта голова
Была совсем не человечья,
А волчья, — видишь: какова!
Чем
обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не
смелаС тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
Да, эта последняя мысль вырвалась у меня тогда, и я даже не
заметил ее. Вот какие мысли, последовательно одна за другой, пронеслись тогда в моей голове, и я был чистосердечен тогда с собой: я не лукавил, не
обманывал сам себя; и если чего не осмыслил тогда в ту минуту, то потому лишь, что ума недостало, а не из иезуитства пред самим собой.
Я тебя
обманывал, а ты обрадовался и поверил и
молол.
Не стану описывать сцены в полной подробности; сцена была —
обман и подделка, но должно
заметить, что сыграла ее Альфонсинка великолепно.
Здесь
замечу в скобках о том, о чем узнал очень долго спустя: будто бы Бьоринг прямо предлагал Катерине Николаевне отвезти старика за границу, склонив его к тому как-нибудь
обманом, объявив между тем негласно в свете, что он совершенно лишился рассудка, а за границей уже достать свидетельство об этом врачей. Но этого-то и не захотела Катерина Николаевна ни за что; так по крайней мере потом утверждали. Она будто бы с негодованием отвергнула этот проект. Все это — только самый отдаленный слух, но я ему верю.
В продолжение десяти лет она везде, где бы она ни была, начиная с Нехлюдова и старика-станового и кончая острожными надзирателями, видела, что все мужчины нуждаются в ней; она не видела и не
замечала тех мужчин, которые не нуждались в ней. И потому весь мир представлялся ей собранием обуреваемых похотью людей, со всех сторон стороживших ее и всеми возможными средствами —
обманом, насилием, куплей, хитростью — старающихся овладеть ею.
И вот, убедясь в этом, он видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и
обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению, и притом
обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не
заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми.
— От этого самого страху-с. И как же бы я
посмел умолчать пред ними-с? Дмитрий Федорович каждый день напирали: «Ты меня
обманываешь, ты от меня что скрываешь? Я тебе обе ноги сломаю!» Тут я им эти самые секретные знаки и сообщил, чтобы видели по крайности мое раболепие и тем самым удостоверились, что их не
обманываю, а всячески им доношу.
И
заметь себе,
обман во имя того, в идеал которого столь страстно веровал старик во всю свою жизнь!
«Черт его знает, а ну как
обманывает!» — остановился в раздумье Миусов, следя недоумевающим взглядом за удалявшимся шутом. Тот обернулся и,
заметив, что Петр Александрович за ним следит, послал ему рукою поцелуй.
Должно
заметить, что Авенир, в противность всем чахоточным, нисколько не
обманывал себя насчет своей болезни… и что ж? — он не вздыхал, не сокрушался, даже ни разу не намекнул на свое положение…
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее душе боролись.
От света дня бежать она
молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит жить на свете!
Время и память нас
обманывают, и мы этого даже не
замечаем.
— Словом, «родная сестра тому кобелю, которого вы, наверное, знаете», —
замечает редактор журнала «Природа и охота» Л. П. Сабанеев и обращается к продавцу: — Уходи, Сашка, не проедайся. Нашел кого
обмануть! Уж если Александру Михайлычу несешь собаку, так помни про хвост. Понимаешь, прохвост, помни!
— Это первое предостережение, доктор, — спокойно
заметит Стабровский, когда пришел в себя. — Зачем себя
обманывать?.. Я понимаю, что с таким ударцем можно протянуть еще лет десять — пятнадцать, но все-таки скверно. Песенка спета.
Он остановился на данной точке и все, что из нее выходит, обсуждает довольно правильно: он очень верно
замечает, что дочь его не трудно
обмануть, что разговоры Арины Федотовны могут быть для нее вредны, что невоспитанной купчихе не сладко выходить за барина, и проч.
Папа захватил землю, земной престол и взял
меч; с тех пор всё так и идет, только к
мечу прибавили ложь, пронырство,
обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, всё, всё променяли за деньги, за низкую земную власть.
— Она и тебя
обманула, —
заметил угрюмо Лаврецкий.
— Погоди печаловаться раньше времени, — тихонько
заметил Матюшка. — А Кишкин наших рук не минует… Мы его еще обработаем, дай срок. Он всех ладит
обмануть…
Он, по необходимости, тоже сделался слушателем и очутился в подлейшем положении: он совершенно не понимал того, что читала Мари; но вместе с тем, стыдясь в том признаться, когда его собеседницы, по случаю прочитанного, переглядывались между собой, смеялись на известных местах, восхищались поэтическими страницами, — и он также смеялся, поддакивал им улыбкой, так что те решительно и не
заметили его
обмана, но втайне самолюбие моего героя было сильно уязвлено.
— Вот — о господах говорил он, — есть тут что-то! — осторожно
заметила мать. — Не
обманули бы!
И вот книги лежат уже девять месяцев на этажерке, и Гайнан забывает
сметать с них пыль, газеты с неразорванными бандеролями валяются под письменным столом, журнал больше не высылают за невзнос очередной полугодовой платы, а сам подпоручик Ромашов пьет много водки в собрании, имеет длинную, грязную и скучную связь с полковой дамой, с которой вместе
обманывает ее чахоточного и ревнивого мужа, играет в штосс и все чаще и чаще тяготится и службой, и товарищами, и собственной жизнью.
— Да, когда я этого захочу. Вы подло
обманывали меня. Я пожертвовала для вас всем, отдала вам все, что может отдать честная женщина… Я не
смела взглянуть в глаза моему мужу, этому идеальному, прекрасному человеку. Для вас я забыла обязанности жены и матери. О, зачем, зачем я не осталась верной ему!
Смело ныряйте в жизнь, она вас не
обманет.
Придя к себе, он застал вторую записку от Раисы Александровны Петерсон. Она нелепым и выспренним слогом писала о коварном
обмане, о том, что она все понимает, и о всех ужасах
мести, на которые способно разбитое женское сердце.
— А! вот он, знаменитый секрет супружеского счастья! —
заметил Александр, —
обманом приковать к себе ум, сердце, волю женщины, — и утешаться, гордиться этим… это счастье! А как она
заметит?
Вася Шеин, рыдая, возвращает Вере обручальное кольцо. «Я не
смею мешать твоему счастию, — говорит он, — но, умоляю, не делай сразу решительного шага. Подумай, поразмысли, проверь и себя и его. Дитя, ты не знаешь жизни и летишь, как мотылек на блестящий огонь. А я — увы! — я знаю хладный и лицемерный свет. Знай, что телеграфисты увлекательны, но коварны. Для них доставляет неизъяснимое наслаждение
обмануть своей гордой красотой и фальшивыми чувствами неопытную жертву и жестоко насмеяться над ней».
— Во-первых,
замечу вам, что сам Кириллов сейчас только сказал мне, что он счастлив и что он прекрасен. Ваше предположение о том, что всё это произошло в одно и то же время, почти верно; ну, и что же из всего этого? Повторяю, я вас, ни того, ни другого, не
обманывал.
— Это всё равно.
Обман убьют. Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен
сметь убить себя. Кто
смеет убить себя, тот тайну
обмана узнал. Дальше нет свободы; тут всё, а дальше нет ничего. Кто
смеет убить себя, тот бог. Теперь всякий может сделать, что бога не будет и ничего не будет. Но никто еще ни разу не сделал.
— Купец русский, —
заметила с презрением gnadige Frau: она давно и очень сильно не любила торговых русских людей за то, что они действительно многократно
обманывали ее и особенно при продаже дамских материй, которые через неделю же у ней, при всей бережливости в носке, делались тряпки тряпками; тогда как — gnadige Frau без чувства не могла говорить об этом, — тогда как платье, которое она сшила себе в Ревеле из голубого камлота еще перед свадьбой, было до сих пор новешенько.
Мать меня, бывало, за нее костит-костит: «Подлец ты, говорит, варначье твое мясо!» — «Убью, кричу, и не
смей мне теперь никто говорить; потому меня
обманом женили».
— Ну-с, а тут уж что же: как приехали мы домой, они и говорят Алексею Никитичу, «А ты, сынок, говорят, выходишь дурак, что
смел свою мать
обманывать, да еще квартального приводил», — и с этим велели укладываться и уехали.
Но, оглянувшись вокруг, протопопица
заметила, что это
обман, и, отойдя от окна в глубину комнаты, зажгла на комоде свечу и кликнула небольшую, лет двенадцати, девочку и спросила ее...
— Я вам говорил, что это
обман, —
заметил протоиерей Грацианский.
И вот этот купец (который часто кроме того совершает еще и ряд прямых мошенничеств, продавая дурное за хорошее, обвешивает, обмеривает или торгует исключительно губящими жизнь народа предметами, как вино, опиум)
смело считает себя и считается другими, если только он прямо не
обманывает в делах своих сотоварищей по
обману, т. е. свою братью — купцов, то считается образцом честности и добросовестности.
И вот этот батюшка, которого уверили, что он особенный, исключительный служитель Христа, большей частью не видящий сам того
обмана, под которым он находится, входит в комнату, где ждут принятые, надевает занавеску парчовую, выпростывая из-за нее длинные волосы, открывает то самое Евангелие, в котором запрещена клятва, берет крест, тот самый крест, на котором был распят Христос за то, что он не делал того, что велит делать этот мнимый его служитель, кладет их на аналой, и все эти несчастные, беззащитные и обманутые ребята повторяют за ним ту ложь, которую он
смело и привычно произносит.
Он не торчал день и ночь при крестьянских работах, не стоял часовым при ссыпке и отпуске хлеба; смотрел редко да метко, как говорят русские люди, и, уж прошу не прогневаться, если
замечал что дурное, особенно
обман, то уже не спускал никому.
Варвара Михайловна. О, нет, не к вам… ко всем! Мы живем на земле чужие всему… мы не умеем быть нужными для жизни людьми. И мне кажется, что скоро, завтра, придут какие-то другие, сильные, смелые люди и
сметут нас с земли, как сор… В душе моей растет вражда ко лжи, к
обманам…
Нет, нет — не говори, тебе уж не поможет
Ни ложь, ни хитрость… говори скорей:
Я был
обманут… так шутить не может
Сам ад любовию моей.
Молчишь? о!
месть тебя достойна…
Но это не поможет; ты умрешь…
И будет для людей всё тайно — будь спокойна!..
Но и
обман бывал: были пятаки, в Саратове, в остроге их один арестант работал, с пружиною внутри: как бы ни хлопнулся, обязательно перевернется, орлом кверху упадет. Об этом слух уже был, и редкий метчик решится под Лысой горой таким пятаком
метать. А пользуются им у незнающих пришлых мужиков, а если здесь
заметят — разорвут на части тут же, что и бывало.
Вот я по старой бродяжной привычке любил ходить «дождя просить».
Метал я ловко, и мне за эту метку охотно ставили: «без
обману — игра на счастье».
Аксюша (хватаясь за сердце). Ох, ох! Еще, еще горе! еще
обман моему сердцу! За что же я себя обидела! И я, глупая, понадеялась! Разве я
смею надеяться! Разве есть для меня надежда? Прощайте! (Отходит, шатаясь, потом быстрее и быстрее и наконец бежит.)
Этим способом — самым верным способом, каким только можно было подействовать на Глеба, — приемыш не замедлил освободиться от лишнего присмотра; он беспрестанно находил случай
обманывать прозорливость старого рыбака — прозорливость, которая, как мы уже имели случай
заметить, и без того становилась с каждым днем менее опасною.
Виновен я; гордыней обуянный,
Обманывал я бога и царей,
Я миру лгал; но не тебе, Марина,
Меня казнить; я прав перед тобою.
Нет, я не мог
обманывать тебя.
Ты мне была единственной святыней,
Пред ней же я притворствовать не
смел.
Любовь, любовь ревнивая, слепая,
Одна любовь принудила меня
Все высказать.
Белогубов. Как же я
смею вас обманывать-с? С чем это сообразно?