Неточные совпадения
После тяжелой, жаркой сырости улиц было очень приятно ходить в прохладе пустынных
зал. Живопись не очень интересовала Самгина. Он смотрел на посещение
музеев и выставок как на обязанность культурного человека, — обязанность, которая дает темы для бесед. Картины он обычно читал, как книги, и сам видел, что это обесцвечивает их.
Мало того: тут же в
зале есть замечательный географический
музей, преимущественно Англии и ее колоний.
Вспоминаю также мою публичную лекцию «Наука и религия» в огромном
зале Политехнического
музея.
Теперь здесь
зал заседаний
Музея Революции.
Наконец, 12 ноября 1922 года в обновленных
залах бывшего Английского клуба открывается торжественно выставка «Красная Москва», начало
Музея Революции. Это — первая выставка, начало революционного
Музея в бывшем «храме праздности».
Революция открыла великолепный фасад за железной решеткой со львами, которых снова посадили на воротах, а в
залах бывшего Английского клуба был организован
Музей старой Москвы.
После смерти владельца его наследники, не открывая
музея для публики, выставили некоторые вещи в
залах Исторического
музея и снова взяли их, решив продать свой
музей, что было необходимо для дележа наследства. Ученые-археологи, профессора, хранители
музеев дивились редкостям, высоко ценили их и соболезновали, что казна не может их купить для своих хранилищ.
Они скоро обошли все
залы этого небольшого
музея.
Прошло три с лишком года после прекращения"Библиотеки". В Лондоне, в июне 1868 года, я работал в круглой
зале Британского
музея над английской статьей"Нигилизм в России", которую мне тогдашний редактор"Fortnightly Review"Дж. Морлей (впоследствии министр в кабинете Гладстона) предложил написать для его журнала.
Британский гений в мире пластического искусства был уже блистательно представлен"Национальной галереей","Кенсинтонским
музеем"и другими хранилищами. В Британском
музее с его антиками каждый из нас мог доразвить себя до их понимания. И вообще это колоссальное хранилище всем своим пошибом держало вас в воздухе приподнятой умственности. Там я провел много дней не только в ходьбе по
залам с их собраниями, но и в работе в библиотечной ротонде, кажется до сих пор единственной во всей Европе.
В столовых, в бане, в танцевальной
зале (тогда классами танцев могли пользоваться и своекоштные), в дортуарах удобно было бы толковать, уговариваться, собирать сходки. Наверх, в занимательные, начальство заглядывало редко. Комнаты, хоть и низкие, были просторные, длинный, довольно широкий коридор, дортуары также поместительные (в одном коридоре с
музеями и аудиториями по естественным наукам), и там же уборная, где мы, камералы, обыкновенно собирались перед лекциями ботаники и сельского хозяйства.
Никаких ненужностей и никакой склонности к новому жанру: превращать свои комнаты не то в
музеи, не то в аукционные
залы.