Неточные совпадения
На ее взгляд, во всей немецкой
нации не было и не могло быть ни одного джентльмена. Она в немецком характере не замечала никакой мягкости, деликатности, снисхождения, ничего того, что делает
жизнь так приятною в хорошем свете, с чем можно обойти какое-нибудь правило, нарушить общий обычай, не подчиниться уставу.
«Такой умок выработала себе, между прочим, в долгом угнетении, обессилевшая и рассеянная целая еврейская
нация, тайком пробиравшаяся сквозь человеческую толпу, хитростью отстаивавшая свою
жизнь, имущество и свои права на существование».
Ум везде одинаков: у умных людей есть одни общие признаки, как и у всех дураков, несмотря на различие
наций, одежд, языка, религий, даже взгляда на
жизнь.
Что за
жизнь кипела бы тут, в этих заливах, которыми изрезаны японские берега на Нипоне и на Чусиме, дай только волю морским
нациям!
Нация есть динамическая субстанция, а не преходящая историческая функция, она корнями своими врастает в таинственную глубину
жизни.
Вся
жизнь наша должна быть ориентирована на конкретных идеях
нации и личности, а не на абстрактных идеях класса и человечества.
Должна начаться общенациональная ориентировка
жизни, идущая изнутри всякого русского человека, всякой личности, сознавшей свою связь с
нацией.
Подлинное национальное самосознание ставит бытие
нации в перспективу мировой истории, оно преодолевает провинциализм национальной
жизни и национальных интересов.
Этот дух, совсем не противоположный правде демократических программ, прежде всего требует личного и общественного перевоспитания, внутренней работы воли и сознания, он ставит судьбу общественности в зависимость от внутренней
жизни человеческой личности,
нации, человечества, космоса.
— Я готов перестать спорить, — отвечал Зарницын, — я утверждаю только, что у образованных людей всех
наций драматическое в
жизни общее, и это верно.
Но, дорогие, надо же сколько-нибудь думать, это очень помогает. Ведь ясно: вся человеческая история, сколько мы ее знаем, это история перехода от кочевых форм ко все более оседлым. Разве не следует отсюда, что наиболее оседлая форма
жизни (наша) есть вместе с тем и наиболее совершенная (наша). Если люди метались по земле из конца в конец, так это только во времена доисторические, когда были
нации, войны, торговли, открытия разных америк. Но зачем, кому это теперь нужно?
Нам нужно бороться с азиатскими наслоениями в нашей психике, нам нужно лечиться от пессимизма — он постыден для молодой
нации, его основа в том, что натуры пассивные, созерцательные склонны отмечать в
жизни преимущественно ее дурные, злые, унижающие человека явления.
Просматривая историю человечества, мы то и дело замечаем, что самые явные нелепости сходили для людей за несомненные истины, что целые
нации делались жертвами диких суеверий и унижались перед подобными себе смертными, нередко перед идиотами или сластолюбцами, которых их воображение превращало в представителей божества; видим, что целые народы изнывали в рабстве, страдали и умирали с голоду ради того, чтобы люди, жившие их трудами, могли вести праздную и роскошную
жизнь.
Коротка
жизнь отдельного человека,
жизнь же
нации длинна, она может длиться тысячелетия.
И в каком-то смысле собака и кошка более личности, более наследуют вечную
жизнь, чем
нация, общество, государство, мировое целое.
Один принцип гласит: в хозяйственной
жизни преследуй свой личный интерес и это будет способствовать хозяйственному развитию целого, это будет выгодно для общества,
нации, государства.
Мозг в ней по-прежнему ищет новой работы, кровь волнуется во имя светлых идей и творческих образов, увлечения молодости служат материалом для художественного воспроизведения
жизни; сердца ее бьются в унисон со всем лучшим, что французская
нация выработывает в лице своих бойцов за свободу ума, человечные права и общественную правду.
Символизация священного в социальной
жизни (священность монархической власти, священность
нации, священность собственности, священность исторической традиции) не спасает, спасает лишь реализация, т. е. осуществление правды в отношениях человека к человеку, «я» к «ты» и к «мы», осуществление общности, братства людей.
Нация, государство, общество могут быть признаны индивидуальностями, ступенями индивидуализации
жизни, но не могут быть признаны личностями.
Люди эти начали с того, что совершили величайшее преступление — бросили в темные народные массы семена классовой злобы и ненависти и довели дело восстания класса на класс до чудовищных размеров, угрожающих смертью государству и
нации и превращающих русскую
жизнь в ад.
Сейчас это старое, но по-новому переживаемое народничество раздирает единство русской революции, истребляет самую идею единой
нации и мешает переходу к творчеству новой
жизни.