Неточные совпадения
Она звала его домой, говорила, что она воротилась, что «без него скучно», Малиновка опустела, все повесили нос, что Марфенька собирается ехать гостить за Волгу, к
матери своего жениха, тотчас после дня своего рождения, который будет на следующей неделе, что бабушка останется одна и пропадет с тоски, если он не принесет этой
жертвы… и бабушке, и ей…
Это правда, он готов был носить белье по два дня, что даже огорчало
мать; это у них считалось за
жертву, и вся эта группа преданных женщин прямо видела в этом подвиг.
С приятным сознанием своей твердости против доводов управляющего и готовности на
жертву для крестьян Нехлюдов вышел из конторы, и, обдумывая предстоящее дело, прошелся вокруг дома, по цветникам, запущенным в нынешнем году (цветник был разбит против дома управляющего), по зарастающему цикорием lawn-tennis’y и по липовой алее, где он обыкновенно ходил курить свою сигару, и где кокетничала с ним три года тому назад гостившая у
матери хорошенькая Киримова.
Митя способен к
жертвам: он сам терпит нужду, чтобы только помогать своей
матери; он сносит все грубости Гордея Карпыча и не хочет отходить от него, из любви к его дочери; он, несмотря на гнев хозяина, пригревает в своей комнате Любима Торцова и дает ему даже денег на похмелье.
В Тобольске состоялся приговор над скопцами. Между прочими приговоренными к ссылке в Туруханск — два брата Гавасины, которые в малолетстве приобщены к этой секте, не сознательно сделались
жертвами и потом никаких сношений с сектаторами не имели.
Мать послала в нынешнем месяце просьбу к министру юстиции. Шепните, кому следует, за этих бедных людей. Если потребуют дело в сенат, то все будет ясно. Приговоренные сидят в тюменском остроге…
Жму, наконец, с полным участием руку тебе, мой благодушный юноша, несчастная
жертва своей грозной богини-матери, приславшей тебя сюда искать руки и сердца блестящей фрейлины, тогда как сердце твое рвется в маленькую квартирку на Пески, где живет она, сокровище твоей жизни, хотя ты не смеешь и подумать украсить когда-нибудь ее скромное имя своим благородным гербом.
А между тем он даже в самых строгих судьях возбудил к себе некоторую симпатию — своею молодостью, своею беззащитностью, явным свидетельством, что он только фанатическая
жертва политического обольстителя; а более всего обнаружившимся поведением его с
матерью, которой он отсылал чуть не половину своего незначительного жалованья.
Внушение народу этих чуждых ему, отжитых и не имеющих уже никакого смысла для людей нашего времени формул византийского духовенства о троице, о божией
матери, о таинствах, о благодати и т. п. составляет одну часть деятельности русской церкви; другую часть ее деятельности составляет деятельность поддержания идолопоклонства в самом прямом смысле этого слова: почитания святых мощей, икон, принесения им
жертв и ожидания от них исполнения желаний.
Старик Кокин увязался за своей снохой и, не добившись от нее ничего, зверски убил ее ребенка, девочку лет четырех: старик завел маленькую
жертву в подполье и там отрезывал ей один палец за другим, а
мать в это время оставалась наверху и должна была слушать отчаянные вопли четвертуемой дочери.
— В столь юные годы!.. На утре жизни твоей!.. Но точно ли, мой сын, ты ощущаешь в душе своей призвание божие? Я вижу на твоем лице следы глубокой скорби, и если ты, не вынося с душевным смирением тяготеющей над главою твоей десницы всевышнего, движимый единым отчаянием, противным господу, спешишь покинуть отца и
матерь, а может быть, супругу и детей, то
жертва сия не достойна господа: не горесть земная и отчаяние ведут к нему, но чистое покаяние и любовь.
Ради меня она переменила веру, бросила отца и
мать, ушла от богатства, и если бы я потребовал еще сотню
жертв, она принесла бы их, не моргнув глазом.
Ведь вся история человечества создана на подобных
жертвах, ведь под каждым благодеянием цивилизации таятся тысячи и миллионы безвременно погибших в непосильной борьбе существований, ведь каждый вершок земли, на котором мы живем, напоен кровью аборигенов, и каждый глоток воздуха, каждая наша радость отравлены мириадами безвестных страданий, о которых позабыла история, которым мы не приберем названия и которые каждый новый день хоронит мать-земля в своих недрах…
Он хотел написать
матери, чтобы она во имя милосердного бога, в которого она верует, дала бы приют и согрела лаской несчастную, обесчещенную им женщину, одинокую, нищую и слабую, чтобы она забыла и простила все, все, все и
жертвою хотя отчасти искупила страшный грех сына; но он вспомнил, как его
мать, полная, грузная старуха, в кружевном чепце, выходит утром из дома в сад, а за нею идет приживалка с болонкой, как
мать кричит повелительным голосом на садовника и на прислугу и как гордо, надменно ее лицо, — он вспомнил об этом и зачеркнул написанное слово.
Кроме
матери, у него не было никого родных и близких; но как могла помочь ему
мать? И где она? Он хотел бежать к Надежде Федоровне, чтобы пасть к ее ногам, целовать ее руки и ноги, умолять о прощении, но она была его
жертвой, и он боялся ее, точно она умерла.
Правда, «мы не знаем, — как говорит г. Устрялов, — с какими чувствами смотрел Петр на страшное зрелище, на гибель дядей, на слезы и отчаяние
матери, на преступные действия сестры, готовой все принести в
жертву своему властолюбию» (Устрялов, том I, стр. 45).
Изливал он елей и возжигал курение Изиде и Озири-су египетским, брату и сестре, соединившимся браком еще во чреве
матери своей и зачавшим там бога Гора, и Деркето, рыбообразной богине тирской, и Анубису с собачьей головой, богу бальзамирования, и вавилонскому Оанну, и Дагону филистимскому, и Арденаго ассирийскому, и Утсабу, идолу ниневийскому, и мрачной Кибелле, и Бэл-Меродоху, покровителю Вавилона — богу планеты Юпитер, и халдейскому Ору — богу вечного огня, и таинственной Омороге — праматери богов, которую Бэл рассек на две части, создав из них небо и землю, а из головы — людей; и поклонялся царь еще богине Атанаис, в честь которой девушки Финикии, Лидии, Армении и Персии отдавали прохожим свое тело, как священную
жертву, на пороге храмов.
Прежде и Соломон посещал храм Изиды в дни великих празднеств и приносил
жертвы богине и даже принял титул ее верховного жреца, второго после египетского фараона. Но страшные таинства «Кровавой
жертвы Оплодотворения» отвратили его ум и сердце от служения
Матери богов.
Видя, что Иван Кузьмич был так настроен против Лидии Николаевны, что невозможно было ни оправдать ее пред ним, ни возбудить в нем чувство сострадания к ней, я решился по крайней мере попугать его и намекнул ему, что у ней есть родные:
мать и брат, которые не допустят его бесславить несчастную
жертву, но и то не подействовало. Он сделал презрительную гримасу.
— О! Ей ничего: подобным женщинам ничего не бывает. Скажите лучше, как
мать жива! Вот этой несчастной
жертве я удивляюсь, — возразила старуха.
Наташа со слезами молилась богу, чтобы
мать ее так же полюбила, и готова была на всякую
жертву за одно нежное слово своей
матери.
Я могла бы наслаждаться счастием семейственным, удовольствиями доброй
матери, богатством, благотворением, всеобщею любовию, почтением людей и — самою нежною горестию о великом отце твоем, но я все принесла в
жертву свободе моего народа: самую чувствительность женского сердца — и хотела ужасов войны; самую нежность
матери — и не могла плакать о смерти сынов моих!..
Впрочем, сегодня и я, переживая потерю Смелого, все-таки чувствую себя неожиданно счастливой… Я испытала грозу в горах, такую же грозу, от которой погибли мои отец и
мать… Я была на краю гибели и видела Керима… Жаль Смелого!.. Жаль бесконечно, но без
жертв обойтись нельзя… Чтобы видеть Керима, этого страшного для всех удальца-душмана, можно пожертвовать конем…
Случай, устроивший странную судьбу мою, быть может, совершенно исключительный, но полоса смятений на Руси еще далеко не прошла: она, может быть, только едва в начале, и к тому времени, когда эти строки могут попасть в руки молодой русской девушки, готовящейся быть подругой и
матерью, для нее могут потребоваться иные
жертвы, более серьезные и тягостные, чем моя скромная и безвестная
жертва: такой девушке я хотела бы сказать два слова, ободряющие и укрепляющие силой моего примера.
Он становился на колени, умолял, плакал, хватался рукою за нож — в эту минуту
жертва, уже обнаженная, лежала на столе и
мать старалась утишить ее слезы и крики, — но этим привел фанатиков только в бешенство: они пригрозили убить и его…
Это ведь то же, что монашество: оставь, человек, отца своего и
матерь, и бери этот крест служения, да иди на
жертву — а то ничего не будет или будет вот такой богомаз, как я, или самодовольный маляришка, который что ни сделает — всем доволен.
Сразу высказанное Елизаветой Петровной мнение, что Дмитрий Павлович Сиротинин —
жертва несчастья, интриг негодяев, и что в скором времени все это обнаружится, и его честное имя явится перед обществом в еще большем блеске, окруженным ореолом мученичества, конечно, приятно подействовало на сердце любящей
матери, но, как мы знаем, не тотчас же оказало свое действие.
Он понял, что он
жертва какой-то хитро сплетенной интриги. Суть ее, впрочем, он не совсем постигал. Он распечатал письмо, надеясь, что в нем он найдет объяснение телеграммы, что оно откроет ему подробности интриги против него, затеянной
матерью и дочерью.
Этим возгласом души старой монахини, на мгновенье допустившей себя до мысли с земным оттенком, всецело объяснялось невнимание к лежавшей у ее ног бесчувственной
жертве людской злобы.
Мать Досифея умолкла, но, видимо, мысленно продолжала свою молитву. Глаза ее были устремлены на Божественного Страдальца, и это лицезрение, конечно, еще более укрепляло в сердце суровой монахини идею духовного наслаждения человека при посылаемых ему небом земных страданиях.
Умно приготовлено, хорошо сказано, но какие утешения победят чувство
матери, у которой отнимают сына? Все муки ее сосредоточились в этом чувстве; ни о чем другом не помышляла она, ни о чем не хотела знать. Чтобы сохранить при себе свое дитя, она готова была отдать за него свой сан, свои богатства, идти хоть в услужение. Но неисполнение клятвы должно принести ужасное несчастие мужу ее, и она решается на
жертву.
Жертва патриарха была испытанием. В последнюю минуту Бог сжалился над огорченным отцом. Здесь же несчастная
мать знала, что только чудо может спасти ее дочь, но что она недостойна чуда.
Год прошел, а
мать все-таки ничего не знала об ужасной тайне. Ждет барон день, два… Фиоравенти не является за своей
жертвой. Авось-либо не будет!.. Тянутся недели… нет его. О, если бы умер!..
Сын ненавидел ее любовника и презирал ее, свою
мать. С летами он даже перестал скрывать это презрение, между тем как любовь ее к нему росла и росла. Из-за этой любви Станислава Феликсовна решилась на более тяжелую
жертву — расстаться с сыном.
Немногие угадывали, какую приносило это молодое существо
жертву клятве, данной ею у постели ее умирающей
матери.
Вот именно в них видите: то лихие соседи подметили свидание любовников, то намутили отцу и
матери; в иной песне жена хочет потерять своего старого мужа, в другой жалуется на неверность, в третьей оставляют отца и
матерь для какого-нибудь молодца-разбойника — везде любовь женщины, готовой на трудные
жертвы, везде разгулье и молодечество мужчин.
Гориславская. Друг мой, моя вторая
мать, если б я сказала, я солгала бы пред тобою и пред Богом. Не могу не любить отца — это выше меня самой, ты это знаешь, ты это сама позволила; но если б нужна была
жертва кровная для одного из вас, на выбор между вами, уж, конечно, не ему принесла бы ее.
Константин Николаевич понял. Вся кровь бросилась ему в лицо. Он за последнее время много думал о пережитом и перевиденном в доме своей приемной
матери «тети Дони», как продолжал называть ее, по привычке детства и составил себе определенное понятие о нравственном ее образе. Она одинаково требовала
жертв, как для своей зверской ласки, так и для своего зверского гнева. Неужели рок теперь судил ему сделаться этой
жертвой.
В ее душе шевельнулось нечто вроде угрызения совести. Жалость к
матери, всю жизнь боготворившей ее, здоровье и самую жизнь которой она принесла в
жертву греховной любви к сидевшему против нее человеку, приковавшему ее теперь к себе неразрывными цепями общего преступления — на мгновение поднялась в ее зачерствевшем для родственной любви сердце, и она почти враждебно, с нескрываемой ненавистью посмотрела на Талицкого.
— Несу! — отвечала
мать. — Но знаешь ли, — прибавила она, отдохнув несколько от тягости своей
жертвы, — знаешь ли, милая барышня, что он женат? что он негод…
— Не обвиняй твоего несчастного отца… Быть может, каждый сильно любящий и дорожащий своею честью человек поступил бы так же, как и он… не обвиняй и
мать… они оба и виноваты и не виноваты… Оба они были
жертвою светской интриги… небывалой, возмутительной… Кроме того, возмездие за их поступок уже свершилось… Отец твой окончил жизнь самоубийством… брат вчера убит в дуэли… Ты теперь один, будь опорой, утешителем своей
матери… Она… святая женщина.
Сон ее
матери действительно исполнился. Со времени Петра II государство не пользовалось спокойствием, каковым нельзя было считать десятилетие правления Анны Иоанновны и произвола герцога Бирона. Теперь снова наступали еще более смутные дни. Император — младенец, правительница — бесхарактерная молодая женщина — станет, несомненно,
жертвой придворных интриганов.
— Если бы этого ничего не было, не было бы теперь и
жертвы с его стороны, с твоей стороны — подвига. Чем больше
жертва, тем выше подвиг. Мы, однако ж, не упустим этого обстоятельства из виду. Если ты не убедишь его изменить делу, которое затеяли
мать его и ее сподручники, так мы накроем эти революционные затеи.
Возьмите падшую женщину, превратившуюся в
жертву общественного темперамента, которая имела счастье быть
матерью.
Вдруг его родитель, Тихон Алексеич, скушавши за ужином шесть сковородок грибов в сметане, к утру лежал на том столе, где накануне кушал вкусные, сочные березовики. Он был первой
жертвой первой холеры в Бобылеве… Остался Андрей Тихоныч один на своих руках. Еще слава богу, что ни за ним, ни перед ним никого не было: один как перст. А осталась бы обуза на руках —
мать, например, аль сестры незамужние: не та б участь ему впереди была. Пустился б во вся тяжкая, спился бы с круга. Всегда так бывает.
Да и тот выпустил бы свою
жертву из пасти, увидав отчаяние
матери.
— У меня на руках старушка-мать и две сестры, без меня им будет плохо; куда ж тут до лавров! Если ж обстоятельства потребуют, о! конечно, не задумаюсь тогда ни над какими
жертвами.
Да, я принесу смиренную
жертву, но не великому князю, не русскому народу, а
матери божьей.
Марчелла его не любила, но
мать ее указывала на свое нездоровье и преклонные годы, требовала от дочери «маленькой
жертвы».