Неточные совпадения
Деньги бы только
были, а жизнь тонкая и политичная: кеятры,
собаки тебе танцуют, и все что хочешь.
Судья тоже, который только что
был пред моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит
собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это сделать, хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Все (пристают к нему). Нет, вы не только о
собаках, вы и о столпотворении… Нет, Аммос Федорови, не оставляйте нас,
будьте отцом нашим!.. Нет, Аммос Федорович!
— Певец Ново-Архангельской,
Его из Малороссии
Сманили господа.
Свезти его в Италию
Сулились, да уехали…
А он бы рад-радехонек —
Какая уж Италия? —
Обратно в Конотоп,
Ему здесь делать нечего…
Собаки дом покинули
(Озлилась круто женщина),
Кому здесь дело
есть?
Да у него ни спереди,
Ни сзади… кроме голосу… —
«Зато уж голосок...
2) Ферапонтов, Фотий Петрович, бригадир. Бывый брадобрей оного же герцога Курляндского. Многократно делал походы против недоимщиков и столь
был охоч до зрелищ, что никому без себя сечь не доверял. В 1738 году,
быв в лесу, растерзан
собаками.
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и
собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых
был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то
есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да
собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали:
было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
То
был прекрасный весенний день. Природа ликовала; воробьи чирикали;
собаки радостно взвизгивали и виляли хвостами. Обыватели, держа под мышками кульки, теснились на дворе градоначальнической квартиры и с трепетом ожидали страшного судбища. Наконец ожидаемая минута настала.
Но Прыщ
был совершенно искренен в своих заявлениях и твердо решился следовать по избранному пути. Прекратив все дела, он ходил по гостям, принимал обеды и балы и даже завел стаю борзых и гончих
собак, с которыми травил на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о своем предместнике, томившемся в то время в заточении.
Она не выглянула больше. Звук рессор перестал
быть слышен, чуть слышны стали бубенчики. Лай
собак показал, что карета проехала и деревню, — и остались вокруг пустые поля, деревня впереди и он сам, одинокий и чужой всему, одиноко идущий по заброшенной большой дороге.
— Нет, ты счастливый человек. Всё, что ты любишь, у тебя
есть. Лошадей любишь —
есть,
собаки —
есть, охота —
есть, хозяйство —
есть.
Несмотря на нечистоту избы, загаженной сапогами охотников и грязными, облизывавшимися
собаками, на болотный и пороховой запах, которым она наполнилась, и на отсутствие ножей и вилок, охотники напились чаю и поужинали с таким вкусом, как
едят только на охоте. Умытые и чистые, они пошли в подметенный сенной сарай, где кучера приготовили господам постели.
Увидев Алексея Александровича с его петербургски-свежим лицом и строго самоуверенною фигурой, в круглой шляпе, с немного-выдающеюся спиной, он поверил в него и испытал неприятное чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, мучимый жаждою и добравшийся до источника и находящий в этом источнике
собаку, овцу или свинью, которая и
выпила и взмутила воду.
— Да, это всё может
быть верно и остроумно… Лежать, Крак! — крикнул Степан Аркадьич на чесавшуюся и ворочавшую всё сено
собаку, очевидно уверенный в справедливости своей темы и потому спокойно и неторопливо. — Но ты не определил черты между честным и бесчестным трудом. То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает дело, — это бесчестно?
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о
собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого
будут ловить эти
собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и
будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно
было ржание лошадей и каркание бекаса.
В конце февраля случилось, что новорожденная дочь Анны, названная тоже Анной, заболела. Алексей Александрович
был утром в детской и, распорядившись послать за докторов, поехал в министерство. Окончив свои дела, он вернулся домой в четвертом часу. Войдя в переднюю, он увидал красавца лакея в галунах и медвежьей пелеринке, державшего белую ротонду из американской
собаки.
Прямо с прихода Крак потянул к кочкам. Васенька Весловский первый побежал за
собакой. И не успел Степан Аркадьич подойти, как уж вылетел дупель. Весловский сделал промах, и дупель пересел в некошенный луг. Весловскому предоставлен
был этот дупель. Крак опять нашел его, стал, и Весловский убил его и вернулся к экипажам.
— Втроем тесно
будет. Я
побуду здесь, — сказал Левин, надеясь, что они ничего не найдут, кроме чибисов, которые поднялись от
собак и, перекачиваясь на лету, жалобно плакали над болотом.
Ближе и ближе подходили
собаки, минуя одна другую, каждая ведя свою нить; ожидание бекаса
было так сильно, что чмоканье своего каблука, вытаскиваемого изо ржавчины, представлялось Левину криком бекаса, и он схватывал и сжимал приклад ружья.
Проводя этот вечер с невестой у Долли, Левин
был особенно весел и, объясняя Степану Аркадьичу то возбужденное состояние, в котором он находился, сказал, что ему весело, как
собаке, которую учили скакать через обруч и которая, поняв наконец и совершив то, что от нее требуется, взвизгивает и, махая хвостом, прыгает от восторга на столы и окна.
По случаю несколько раз уже повторяемых выражений восхищения Васеньки о прелести этого ночлега и запаха сена, о прелести сломанной телеги (ему она казалась сломанною, потому что
была снята с передков), о добродушии мужиков, напоивших его водкой, о
собаках, лежавших каждая у ног своего хозяина, Облонский рассказал про прелесть охоты у Мальтуса, на которой он
был прошлым летом.
Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то
было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как
собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы
были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество
собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо,
были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я, усмехаясь. У меня
было свое на уме.
Англичанин стоит и сзади держит на веревке
собаку, и под
собакой разумеется Наполеон: «Смотри, мол, говорит, если что не так, так я на тебя сейчас выпущу эту
собаку!» — и вот теперь они, может
быть, и выпустили его с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков.
У всякого
есть свой задор: у одного задор обратился на борзых
собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого
есть свое, но у Манилова ничего не
было.
— «Да, шаловлив, шаловлив, — говорил обыкновенно на это отец, — да ведь как
быть: драться с ним поздно, да и меня же все обвинят в жестокости; а человек он честолюбивый, укори его при другом-третьем, он уймется, да ведь гласность-то — вот беда! город узнает, назовет его совсем
собакой.
Он послал Селифана отыскивать ворота, что, без сомнения, продолжалось бы долго, если бы на Руси не
было вместо швейцаров лихих
собак, которые доложили о нем так звонко, что он поднес пальцы к ушам своим.
О чем бы разговор ни
был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших
собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки;
было ли рассуждение о бильярдной игре — и в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам
был и чиновником и надсмотрщиком.
Ружье,
собака, лошадь — все
было предметом мены, но вовсе не с тем, чтобы выиграть: это происходило просто от какой-то неугомонной юркости и бойкости характера.
Я выделывал ногами самые забавные штуки: то, подражая лошади, бежал маленькой рысцой, гордо поднимая ноги, то топотал ими на месте, как баран, который сердится на
собаку, при этом хохотал от души и нисколько не заботился о том, какое впечатление произвожу на зрителей, Сонечка тоже не переставала смеяться: она смеялась тому, что мы кружились, взявшись рука за руку, хохотала, глядя на какого-то старого барина, который, медленно поднимая ноги, перешагнул через платок, показывая вид, что ему
было очень трудно это сделать, и помирала со смеху, когда я вспрыгивал чуть не до потолка, чтобы показать свою ловкость.
Во время пирожного
был позван Яков и отданы приказания насчет линейки,
собак и верховых лошадей — всё с величайшею подробностию, называя каждую лошадь по имени.
Вдруг Жиран завыл и рванулся с такой силой, что я чуть
было не упал. Я оглянулся. На опушке леса, приложив одно ухо и приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила мне в голову, и я все забыл в эту минуту: закричал что-то неистовым голосом, пустил
собаку и бросился бежать. Но не успел я этого сделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделал прыжок и больше я его не видал.
Как
собака,
будет он застрелен на месте и кинут безо всякого погребенья на поклев птицам, потому что пьяница в походе недостоин христианского погребенья.
Как
собаку, за шеяку повелю его присмыкнуть до обозу, кто бы он ни
был, хоть бы наидоблестнейший козак изо всего войска.
— Ступай же, говорят тебе! — кричали запорожцы. Двое из них схватили его под руки, и как он ни упирался ногами, но
был наконец притащен на площадь, сопровождаемый бранью, подталкиваньем сзади кулаками, пинками и увещаньями. — Не пяться же, чертов сын! Принимай же честь,
собака, когда тебе дают ее!
Один только раз Тарас указал сыновьям на маленькую, черневшую в дальней траве точку, сказавши: «Смотрите, детки, вон скачет татарин!» Маленькая головка с усами уставила издали прямо на них узенькие глаза свои, понюхала воздух, как гончая
собака, и, как серна, пропала, увидевши, что козаков
было тринадцать человек.
— Чем бы не козак
был? — сказал Тарас, — и станом высокий, и чернобровый, и лицо как у дворянина, и рука
была крепка в бою! Пропал, пропал бесславно, как подлая
собака!
— Так, стало
быть, следует, чтобы пропадала даром козацкая сила, чтобы человек сгинул, как
собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не
было от него никакой пользы? Так на что же мы живем, на какого черта мы живем? растолкуй ты мне это. Ты человек умный, тебя недаром выбрали в кошевые, растолкуй ты мне, на что мы живем?
«Так
есть же такие, которые бьют вас,
собак!» — сказал он, кинувшись на него.
— Врешь, чертов жид! Такого дела не
было на христианской земле! Ты путаешь,
собака!
И вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их
был куренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, — так, как схватили его хмельного. И потупил в землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед своими же козаками и того, что попал в плен, как
собака, сонный. В одну ночь поседела крепкая голова его.
— Э, как попустили такому беззаконию! А попробовали бы вы, когда пятьдесят тысяч
было одних ляхов! да и — нечего греха таить —
были тоже
собаки и между нашими, уж приняли их веру.
— А пан разве не знает, что Бог на то создал горелку, чтобы ее всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич
будет бежать верст пять за бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю бочку; верно, тут
есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида, посадить в тюрьму жида!» Потому что все, что ни
есть недоброго, все валится на жида; потому что жида всякий принимает за
собаку; потому что думают, уж и не человек, коли жид.
— Ничего, паны-братья, мы отступим. Но
будь я поганый татарин, а не христианин, если мы выпустим их хоть одного из города! Пусть их все передохнут,
собаки, с голоду!
Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и
будет; он мог ездить на любой лошади, брать в замок любую
собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и
есть, что ему вздумается.
Ассоль, посматривая в ее сообщительные глаза,
была твердо уверена, что
собака могла бы заговорить, не
будь у нее тайных причин молчать.
Стало
быть, уж и скрывать не хотят, что следят за мной, как стая
собак!
Ты, говорит, смотри в людях меня да на улице; а до семьи моей тебе дела нет; на это, говорит, у меня
есть замки, да запоры, да
собаки злые.
В каком-то стаде у Овец,
Чтоб Волки не могли их более тревожить,
Положено число
Собак умножить.
Что́ ж? Развелось их столько наконец,
Что Овцы от Волков, то правда, уцелели,
Но и
Собакам надо ж
есть;
Сперва с Овечек сняли шерсть,
А там, по жеребью, с них шкурки полетели,
А там осталося всего Овец пять-шесть,
И тех
Собаки съели.
Один
было уже Прохожий камень взял:
«И, полно, братец!» тут другой ему сказал:
«
Собак ты не уймёшь от лаю,
Лишь пуще всю раздразнишь стаю...