Неточные совпадения
Остывшие головни
костра цеплялись за жизнь тонкой струей
дыма.
Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел
костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над
костром, перевитым
дымом, сверкая, дрожал воздух.
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные
костры огня, а люди кричат, свистят, воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи
дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все новые, живые, черные валы.
Костер стал гореть не очень ярко; тогда пожарные, входя во дворы, приносили оттуда поленья дров, подкладывали их в огонь, — на минуту
дым становился гуще, а затем огонь яростно взрывал его, и отблески пламени заставляли дома дрожать, ежиться.
Человек молча посторонился и дважды громко свистнул в пальцы. Над баррикадой воздух был красноват и струился, как марево, — ноздри щекотал запах
дыма. По ту сторону баррикады, перед небольшим
костром, сидел на ящике товарищ Яков и отчетливо говорил...
Прошел в кабинет к себе, там тоже долго стоял у окна, бездумно глядя, как горит
костер, а вокруг него и над ним сгущается вечерний сумрак, сливаясь с тяжелым, серым
дымом, как из-под огня по мостовой плывут черные, точно деготь, ручьи.
По вечерам обозы располагались на бивуаках; отпряженные волы паслись в кустах, пламя трескучего
костра далеко распространяло зарево и
дым, путешественники группой сидели у дымящегося котла.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та к прошли мы с час. Вдруг Дерсу остановился и сказал, что пахнет
дымом. Действительно, минут через 10 мы спустились к реке и тут увидели балаган и около него
костер. Когда мы были от балагана в 100 шагах, из него выскочил человек с ружьем в руках. Это был удэгеец Янсели с реки Нахтоху. Он только что пришел с охоты и готовил себе обед. Котомка его лежала на земле, и к ней были прислонены палка, ружье и топор.
На обратном пути я занялся охотой на рябчиков и подошел к биваку с другой стороны.
Дым от
костра, смешанный с паром, густыми клубами валил из палатки. Та м шевелились люди, вероятно, их разбудили мои выстрелы.
Точно сговорившись, мы сделали в воздух два выстрела, затем бросились к огню и стали бросать в него водоросли. От
костра поднялся белый
дым. «Грозный» издал несколько пронзительных свистков и повернул в нашу сторону. Нас заметили… Сразу точно гора свалилась с плеч. Мы оба повеселели.
Дым и пар, освещенные пламенем
костра, густыми клубами взвивались кверху.
Через час наблюдатель со стороны увидел бы такую картину: на поляне около ручья пасутся лошади; спины их мокры от дождя.
Дым от
костров не подымается кверху, а стелется низко над землей и кажется неподвижным. Спасаясь от комаров и мошек, все люди спрятались в балаган. Один только человек все еще торопливо бегает по лесу — это Дерсу: он хлопочет о заготовке дров на ночь.
От
костра столбом подымался кверху
дым; красный свет прыгал по земле неровными пятнами и освещал кукурузу, траву, камни и все, что было поблизости.
Они не бросали искр, и
дым от
костра относило в сторону.
Ночь была хотя и темная, но благодаря выпавшему снегу можно было кое-что рассмотреть. Во всех избах топились печи. Беловатый
дым струйками выходил из труб и спокойно подымался кверху. Вся деревня курилась. Из окон домов свет выходил на улицу и освещал сугробы. В другой стороне, «на задах», около ручья, виднелся огонь. Я догадался, что это бивак Дерсу, и направился прямо туда. Гольд сидел у
костра и о чем-то думал.
В
дыму идти становилось все труднее и труднее. Начинало першить в горле. Стало ясно, что мы не успеем пройти буреломный лес, который, будучи высушен солнцем и ветром, представлял теперь огромный
костер.
Часам к 3 пополудни мы действительно нашли двускатный балаганчик. Сделан он был из кедрового корья какими-то охотниками так, что
дым от
костра, разложенного внутри, выходил по обе стороны и не позволял комарам проникнуть внутрь помещения. Около балагана протекал небольшой ручей. Пришлось опять долго возиться с переправой лошадей на другой берег, но наконец и это препятствие было преодолено.
Крыша мастерской уже провалилась; торчали в небо тонкие жерди стропил, курясь
дымом, сверкая золотом углей; внутри постройки с воем и треском взрывались зеленые, синие, красные вихри, пламя снопами выкидывалось на двор, на людей, толпившихся пред огромным
костром, кидая в него снег лопатами. В огне яростно кипели котлы, густым облаком поднимался пар и
дым, странные запахи носились по двору, выжимая слезы из глаз; я выбрался из-под крыльца и попал под ноги бабушке.
От почти погасшего
костра кверху подымалась тонкая струйка
дыма.
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя
костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть в самый огонь. Кверху от
костра клубами вздымался
дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.
Скоро избушка осветилась ярким пламенем разложенного на очаге
костра из сухого дерева, а густой
дым повалил прямо в дверь.
Вспыхнул
костер, все вокруг вздрогнуло, заколебалось, обожженные тени пугливо бросились в лес, и над огнем мелькнуло круглое лицо Игната с надутыми щеками. Огонь погас. Запахло
дымом, снова тишина и мгла сплотились на поляне, насторожась и слушая хриплые слова больного.
Лишь порою кто-нибудь из них осторожно подкладывал дров в огонь и, когда из
костра поднимались рои искр и
дым, — отгонял искры и
дым от женщин, помахивая в воздухе рукой.
Иногда
дым от
костра прямо окутывал всего.
— Шагадам! Кулла! Кулла! — послышалось еще за облаком
дыма, и голос замер в треске пылающего
костра.
К восьми часам туман, сливавшийся с душистым
дымом шипящих и трещащих на
кострах сырых сучьев, начал подниматься кверху, и рубившие лес, прежде за пять шагов не видавшие, а только слышавшие друг друга, стали видеть и
костры, и заваленную деревьями дорогу, шедшую через лес; солнце то показывалось светлым пятном в тумане, то опять скрывалось.
К любимому солдатскому месту, к каше, собирается большая группа, и с трубочками в зубах солдатики, поглядывая то на
дым, незаметно подымающийся в жаркое небо и сгущающийся в вышине, как белое облако, то на огонь
костра, как расплавленное стекло дрожащий в чистом воздухе, острят и потешаются над казаками и казачками за то, что они живут совсем не так, как русские.
Я заснул как убитый, сунув лицо в песок — уж очень комары и мошкара одолевали, — особенно когда
дым от
костра несся в другую сторону.
Когда Егорушка вернулся к реке, на берегу дымил небольшой
костер. Это подводчики варили себе обед. В
дыму стоял Степка и большой зазубренной ложкой мешал в котле. Несколько в стороне, c красными от
дыма глазами, сидели Кирюха и Вася и чистили рыбу. Перед ними лежал покрытый илом и водорослями бредень, на котором блестела рыба и ползали раки.
При виде счастливого человека всем стало скучно и захотелось тоже счастья. Все задумались.
Дымов поднялся, тихо прошелся около
костра, и по походке, по движению его лопаток видно было, что он томился и скучал. Он постоял, поглядел на Константина и сел.
Он помог Егорушке раздеться, дал ему подушку и укрыл его одеялом, а поверх одеяла пальто Ивана Иваныча, затем отошел на цыпочках и сел за стол. Егорушка закрыл глаза, и ему тотчас же стало казаться, что он не в номере, а на большой дороге около
костра; Емельян махнул рукой, а
Дымов с красными глазами лежал на животе и насмешливо глядел на Егорушку.
Несколько фигур возилось у корзины с пивом и провизией; высокий человек с полуседою бородой подбрасывал в
костер сучья, окутанный тяжелым, беловатым
дымом.
Оттого, что свет мелькал и
дым от
костра несло на ту сторону, нельзя было рассмотреть всех этих людей сразу, а видны были по частям то мохнатая шапка и седая борода, то синяя рубаха, то лохмотья от плеч до колен и кинжал поперек живота, то молодое смуглое лицо с черными бровями, такими густыми и резкими, как будто они были написаны углем.
Григорий встал, закинул в печку новую охапку прошлогодней
костры, передал отцу ожег, исправлявший должность кочерги, и вышел. Прокудин почесал бороду, лег на
костру перед печкою и стал смотреть, как густой, черный
дым проникал сквозь закинутую в печь охапку белой
костры, пока вся эта
костра вдруг вспыхнула и осветила всю масляницу ярким поломем.
«Сестры», подрядчик и лесообъездчики расположились в тени навеса, где солнце не так жгло; лошади были привязаны в лесу, и для них был устроен небольшой
костер из гнилых пней и свежей травы, дававший густую струю белого едкого
дыма.
Коврин и Таня прошли по рядам, где тлели
костры из навоза, соломы и всяких отбросов, и изредка им встречались работники, которые бродили в
дыму, как тени.
В середине горел
костер из целых стволов лиственницы, и
дым подымался кверху, смешиваясь с падавшим из темноты снегом…
На озере поднимался шум разгулявшейся волны. Это делал первые пробы осенний ветер. Глухо шелестели прибережные камыши, точно они роптали на близившугося осеннюю невзгоду. Прибережный ивняк гнулся и трепетал каждым своим листочком. Пламя от
костра то поднималось, то падало, рассыпая снопы искр.
Дым густой пеленой расстилался к невидимому берегу. Брат Ираклий по-прежнему сидел около огня и грел руки, морщась от
дыма. Он показался Половецкому таким худеньким и жалким, как зажаренный цыпленок.
В блеске солнца маленький желтоватый огонь
костра был жалок, бледен. Голубые, прозрачные струйки
дыма тянулись от
костра к морю, навстречу брызгам волн. Василий следил за ними и думал о том, что теперь ему хуже будет жить, не так свободно. Наверное, Яков уже догадался, кто эта Мальва…
Но нет. Опять крик и шум. Бьют опять. Не поняли, не догадались и бьют еще сильнее, еще больнее бьют. А
костры догорают, покрываясь пеплом, и
дым над ними так же прозрачно синь, как и воздух, и небо так же светло, как и луна. Это наступает день.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим
кострамиСтепную даль.
В степном
дыму блеснёт святое знамя
И ханской сабли сталь…
Следя прищуренными глазами за
костром, он ощупью достал портсигар и закурил, и
дым легкими колечками поднимался и таял в воздухе, полном прозрачной мглы.
Уж стал месяц бледнеть, роса пала, близко к свету, а Жилин до края леса не дошел. «Ну, — думает, — еще тридцать шагов пройду, сверну в лес и сяду». Прошел тридцать шагов, видит — лес кончается. Вышел на край — совсем светло, как на ладонке перед ним степь и крепость, и налево, близехонько под горой, огни горят, тухнут,
дым стелется и люди у
костров.
Туземцы ушли, а мы принялись устраиваться на ночь. Односкатная палатка была хорошо поставлена,
дым от
костров ветер относил в сторону, мягкое ложе из сухой травы, кусок холодного мяса, черные сухари и кружка горячего чая заменили нам самую комфортабельную гостиницу и самый изысканный ужин в лучшем городском ресторане.
На другой день я не хотел рано будить своих спутников, но, когда я стал одеваться, проснулся Глегола и пожелал итти со мною. Стараясь не шуметь, мы взяли свои ружья и тихонько вышли из палатки. День обещал быть солнечным и морозным. По бледному небу протянулись высокие серебристо-белые перистые облака. Казалось, будто от холода воздух уплотнился и приобрел неподвижность. В лесу звонко щелкали озябшие деревья.
Дым от
костров, точно туман, протянулся полосами и повис над землей.
День клонился к вечеру. Солнце только что скрылось за горами и посылало кверху свои золотисто-розовые лучи. На небе в самом зените серебрились мелкие барашковые облака. В спокойной воде отражались лесистые берега. Внизу у ручейка белели две палатки, и около них горел
костер. Опаловый
дым тонкой струйкой поднимался кверху и незаметно таял в чистом и прохладном воздухе.
Отойдя от бивака шагов полтораста, я оглянулся назад и увидел тонкую струйку
дыма, поднимавшуюся от
костра кверху.
Я оглянулся назад: тонкая струйка беловатого
дыма от притушенного
костра поднималась еще кверху.
Густой туман неподвижно лежал на земле. Ни малейшего движения в воздухе.
Дым от
костра поднимался спокойно кверху. Море было тихое, как пруд.