Неточные совпадения
А рядом с Климом стоял кудрявый парень, держа
в руках железный лом, и — чихал; чихнет, улыбнется Самгину и, мигая, пристукивая ломом о булыжник, ждет следующего чиха. Во двор,
в голубоватую кисею дыма, вбегали пожарные, влача за собою длинную змею с медным жалом. Стучали топоры, трещали доски, падали на землю,
дымясь и сея золотые искры; полицейский пристав Эгге уговаривал зрителей...
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво
дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом
в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом
в отражение огня на воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Он был выше Марины на полголовы, и было видно, что серые глаза его разглядывают лицо девушки с любопытством. Одной
рукой он поглаживал бороду,
в другой, опущенной вдоль тела,
дымилась папироса. Ярость Марины становилась все гуще, заметней.
По указанию календаря наступит
в марте весна, побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и
задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок, выйдет
в одной рубашке на воздух и, прикрыв глаза
рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к обычным трудам.
— Снег, снег, снег! — твердил он бессмысленно, глядя на снег, густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. — Все засыпал! — шепнул потом отчаянно, лег
в постель и заснул свинцовым, безотрадным сном. Уж было за полдень, когда его разбудил скрип двери с хозяйской половины; из двери просунулась обнаженная
рука с тарелкой; на тарелке
дымился пирог.
У Войнаровского
в рукахМушкетный ствол еще
дымился.
В руках Дерсу
дымилась винтовка.
Не успели они кончить чай, как
в ворота уже послышался осторожный стук: это был сам смиренный Кирилл… Он даже не вошел
в дом, чтобы не терять напрасно времени. Основа дал ему охотничьи сани на высоких копылах,
в которых сам ездил по лесу за оленями. Рыжая лошадь
дымилась от пота, но это ничего не значило: оставалось сделать всего верст семьдесят. Таисья сама помогала Аграфене «оболокаться»
в дорогу, и ее
руки тряслись от волнения. Девушка покорно делала все, что ей приказывали, — она опять вся застыла.
Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками
в руках, на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и дело останавливались, дрожа коленями,
дымясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя
в рогожи.
Бабушка принесла на
руках белый гробик, Дрянной Мужик прыгнул
в яму, принял гроб, поставил его рядом с черными досками и, выскочив из могилы, стал толкать туда песок и ногами, и лопатой. Трубка его
дымилась, точно кадило. Дед и бабушка тоже молча помогали ему. Не было ни попов, ни нищих, только мы четверо
в густой толпе крестов.
Он закрывает глаза и лежит, закинув
руки за голову, папироса чуть
дымится, прилепившись к углу губ, он поправляет ее языком, затягивается так, что
в груди у него что-то свистит, и огромное лицо тонет
в облаке дыма. Иногда мне кажется, что он уснул, я перестаю читать и разглядываю проклятую книгу — надоела она мне до тошноты.
В зубах у него
дымился чубук, упертый другим концом
в укрепленную на одной ступени железную подножку, а
в руках держал черный частый роговой гребень и копошился им
в белой, как лен, головке лежавшего у него на коленях трехлетнего длинноволосого мальчишки, босого и
в довольно грязной ситцевой рубашке.
Посредине пола, на голой земле, лежала Людмила, разметав
руки. Глаза ее то полузакрывались, то широко открывались и смотрели
в одну точку на потолок. Подле нее сидела ее пьяная мать, стояла водка и
дымился завернутый
в тряпку картофель.
В этой же левой
руке его
дымилась особенная плоская папироса с золотом на том конце, который кладут
в рот, и ее дым, задевая мое лицо, пахнул, как хорошая помада.
На скамье, под окном кухни, сидел согнувшись Мирон;
в одной его
руке дымилась папироса, другою он раскачивал очки свои, блестели стёкла, тонкие золотые ниточки сверкали
в воздухе; без очков нос Мирона казался ещё больше. Яков молча сел рядом с ним, а отец, стоя посреди двора, смотрел
в открытое окно, как нищий, ожидая милостыни. Ольга возвышенным голосом рассказывала Наталье, глядя
в небо...
Державная
рука Ее бросила
в урну сей недостойной Республики жребий уничтожения, и Суворов, подобно Ангелу грозному, обнажил меч истребления; пошел — и вождь мятежников спасается от смерти пленом; и Прага, крепкая их отчаянием,
дымится в своих развалинах; и Варшава падает к стопам Екатерины.
Жуков встретил Лодку
в прихожей, со свечой
в руке; на плечах у него висело ватное пальто,
в зубах торчала,
дымясь, толстая папироса. Он радостно таращил глаза и говорил, растягивая слова...
Гирей сидел, потупя взор;
Янтарь
в устах его
дымился;
Безмолвно раболепный двор
Вкруг хана грозного теснился.
Все было тихо во дворце;
Благоговея, все читали
Приметы гнева и печали
На сумрачном его лице.
Но повелитель горделивый
Махнул
рукой нетерпеливой:
И все, склонившись, идут вон.
Их громадность
в состоянии подавить и не одного Макара Алексеича, который сознается: «Случается мне рано утром, на службу спеша, заглядеться на город, как он там пробуждается, встает,
дымится, кипит, гремит, — тут иногда пред таким зрелищем так умалишься, что как будто бы щелчок какой получил от кого-нибудь по любопытному носу, да и поплетешься, тише воды, ниже травы, своею дорогою и
рукой махнешь!..» Подобное же впечатление производят чудеса современной цивилизации, нагроможденные
в Петербурге, на Аркадия, друга Васи Шумкова.
Не прошло пяти минут, как со всех сторон затрещали и
задымились костры, рассыпались солдаты, раздувая огни
руками и ногами, таская сучья и бревна, и
в лесу неумолкаемо зазвучали сотни топоров и падающих деревьев.
Минкина выхватила из
рук Паши щипцы, разорвала ей рубашку и калеными щипцами начала хватать за голую грудь бедной девушки. Щипцы шипели и
дымились, а нежная кожа лепестками оставалась на щипцах. Паша задрожала всем телом и глухо застонала;
в глазах ее заблестел какой-то фосфорический свет, и она опрометью бросилась вон из комнаты.