Неточные совпадения
Здешняя липа не
достигает таких размеров, как в Южно-Уссурийском
крае, но зато ствол ее массивный и не имеет дупла.
В Южно-Уссурийском
крае такие наплывы
достигают чрезвычайно больших размеров.
От устья Синанцы Иман изменяет свое направление и течет на север до тех пор, пока не
достигнет Тхетибе. Приток этот имеет 3 названия: гольды называют его Текибира, удэгейцы — Тэгибяза, русские — Тайцзибери. Отсюда Иман опять поворачивает на запад, какое направление и сохраняет уже до впадения своего в Уссури. Эта часть долины Имана тоже слагается из ряда денудационных и тектонических участков, чередующихся между собой. Такого рода долины особенно часто встречаются в Приамурском
крае.
В верховьях реки небольшими рощицами встречается также тис. Этот представитель реликтовой флоры нигде в
крае не растет сплошными лесонасаждениями; несмотря на возраст в 300–400 лет, он не
достигает больших размеров и очень скоро становится дуплистым.
Кабан, обитающий в Уссурийском
крае — вид, близкий к японской дикой свинье, —
достигает 295 кг веса и имеет наибольшие размеры: 2 м в длину и 1 м в высоту.
А я стою, не трогаюсь, потому что не знаю, наяву или во сне я все это над собою вижу, и полагаю, что я все еще на конике до
краю не
достиг; а наместо того, как денщик принес огонь, я вижу, что я на полу стою, мордой в хозяйскую горку с хрусталем запрыгнул и поколотил все…
Воротился ретивый начальник в вверенный
край, и с тех пор у него на носу две зарубки. Одна (старая) гласит:"
достигай пользы посредством вреда"; другая — (новая):"ежели хочешь пользу отечеству сделать, то…"Остальное на носу не уместилось.
Как бы то ни было, но Феденька
достиг предмета своих вожделений. Напутствуемый всевозможными пожеланиями, он отправился в Навозный
край, я же остался у Дюссо. С тех пор мы виделись редко, урывками, во время наездов его в Петербург. И я с сожалением должен сознаться, что мои надежды на его добросердечие и либерализм очень скоро разрушились.
Для этой цели дедушка выпустил
края крыши, и как можно больше, так что самый косой дождь с трудом
достигал до порога двери; так много соломы положено было на крышу, что она утратила свою острокрайнюю форму и представлялась копною или вздутым караваем.
Далеко оно было от него, и трудно старику
достичь берега, но он решился, и однажды, тихим вечером, пополз с горы, как раздавленная ящерица по острым камням, и когда
достиг волн — они встретили его знакомым говором, более ласковым, чем голоса людей, звонким плеском о мертвые камни земли; тогда — как после догадывались люди — встал на колени старик, посмотрел в небо и в даль, помолился немного и молча за всех людей, одинаково чужих ему, снял с костей своих лохмотья, положил на камни эту старую шкуру свою — и все-таки чужую, — вошел в воду, встряхивая седой головой, лег на спину и, глядя в небо, — поплыл в даль, где темно-синяя завеса небес касается
краем своим черного бархата морских волн, а звезды так близки морю, что, кажется, их можно достать рукой.
Потом и морем мы должны ехать еще долее, нежели на суше, но уже не в кибитке, а в корабле или другом сосуде (иначе назвать домине Галушкинский почитал непристойно и осуждал за то других) и тогда
достигнуть до
края вселенной, то есть где небо сошлось с землею.
Лейтенант И. Бошняк в 1852 году тоже
достиг озера Кизи и оттуда сухопутьем прошел в залив Де-Кастри. Ему принадлежит честь открытия залива Хади, который он окрестил Императорской гаванью. [И. Бошняк. Экспедиция в Приамурский
край. «Морской сборник», 1858 г., № 12. Ныне Императорская гавань переименована в Советскую гавань.]
Иногда над рекой пролетали дивной красоты махаоны с черно-синими передними и изумрудно-синими с металлическим блеском задними крыльями. Последние имели длинные отростки на концах. Все же здесь на Анюе они не
достигали таких размеров, как в Южно-Уссурийском
крае.
Первую половину пути мы выполнили успешно и к концу второго дня
достигли истоков реки Токто, где и решили заночевать в лесу на
краю болота, покрытого большими кочками. Каждая из них была почти в метр величины и имела вид гриба, украшенного сверху длинной осокой.
Глаз
достигал до дальнего
края безоблачного темнеющего неба. Девять куполов Василия Блаженного с перевитыми, зубчатыми, точно булавы, главами пестрели и тешили глаз, словно гирлянда, намалеванная даровитым ребенком, разыгравшимся среди мрака и крови, дремучего холопства и изуверных ужасов Лобного места. «Горячечная греза зодчего», — перевел про себя Пирожков французскую фразу иноземца-судьи, недавно им вычитанную.