Неточные совпадения
Вместе с Нюрой она купила барбарисовых
конфет и подсолнухов, и обе стоят теперь за забором, отделяющим дом от улицы, грызут семечки, скорлупа от которых остается у них на подбородках и на груди, и равнодушно судачат обо всех, кто проходит по улице: о фонарщике, наливающем керосин в уличные фонари, о городовом с разносной книгой под мышкой, об экономке из чужого заведения, перебегающей через
дорогу в мелочную лавочку…
Александров обернулся через плечо и увидел шагах в ста от себя приближающегося Апостола. Так сыздавна называли юнкера тех разносчиков, которые летом бродили вокруг всех лагерей, продавая
конфеты, пирожные, фрукты, колбасы, сыр, бутерброды, лимонад, боярский квас, а тайком, из-под полы, контрабандою, также пиво и водчонку. Быстро выскочив на
дорогу, юнкер стал делать Апостолу призывные знаки. Тот увидел и с привычной поспешностью ускорил шаг.
— Тут — особенное заведение. Сидориха даёт девушкам квартиру, кормит и берёт за это пятьдесят целковых с каждой… Девушек четыре только… Ну, конечно, вино держит Сидориха, пиво,
конфеты… Но девушек не стесняет ничем; хочешь — гуляй, хочешь — дома сиди, — только полсотни в месяц дай ей… Девушки
дорогие, — им эти деньги легко достать… Тут одна есть — Олимпиада, — меньше четвертной не ходит…
И Ивану Ильичу было весело, и всё было хорошо, только вышла большая ссора с женой из-за тортов и
конфет: у Прасковьи Федоровны был свой план, а Иван Ильич настоял на том, чтобы взять всё у
дорогого кондитера, и взял много тортов, и ссора была за то, что торты остались, а счет кондитера был в 45 руб.
Доуров, сидя рядом со мной в коляске, небрежно откинувшись на мягкие упругие подушки, смотрит на месяц и курит. В начале пути, всю
дорогу от Гори до Тифлиса, длившуюся около двух часов, он, как любезный кавалер, старался занять меня, угощая
конфетами, купленными на вокзале, и всячески соболезнуя и сочувствуя моей невосполнимой утрате.
Он избавлял ее от делания шербета,
конфет и других трудов домашних, сносил ее прихоти и капризы, лелеял ее и берег, как
дорогую жемчужину, на которую обладатель ее боится дышать, чтобы не потемнить ее красоты.