Неточные совпадения
Было очень трудно
понять, что такое народ. Однажды летом Клим, Дмитрий и
дед ездили в село на ярмарку. Клима очень удивила огромная толпа празднично одетых баб и мужиков, удивило обилие полупьяных, очень веселых и добродушных людей. Стихами, которые отец заставил его выучить и заставлял читать при гостях, Клим спросил дедушку...
Он уж был не в отца и не в
деда. Он учился, жил в свете: все это наводило его на разные чуждые им соображения. Он
понимал, что приобретение не только не грех, но что долг всякого гражданина честными трудами поддерживать общее благосостояние.
Шестилетний мальчик не
понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на
деда с широко раскрытым ртом. Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у него не было сыновей, была только одна дочь Варвара, выданная за Привалова.
Ведь я родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой
дед, я люблю этот дом, без вишневого сада я не
понимаю своей жизни, и если уж так нужно продавать, то продавайте и меня вместе с садом…
Я сразу и крепко привязался к брату, мне казалось, что он
понимает всё, о чем думаю я, лежа рядом с ним на песке под окном, откуда ползет к нам скрипучий голос
деда...
Дед приподнял ладонью бородку, сунул ее в рот и закрыл глаза. Щеки у него дрожали. Я
понял, что он внутренно смеется.
Теперь он крестится часто, судорожно, кивает головою, точно бодаясь, голос его взвизгивает и всхлипывает. Позднее, бывая в синагогах, я
понял, что
дед молился, как еврей.
— А видишь ты, обоим хочется Ванюшку себе взять, когда у них свои-то мастерские будут, вот они друг перед другом и хают его: дескать, плохой работник! Это они врут, хитрят. А еще боятся, что не пойдет к ним Ванюшка, останется с
дедом, а
дед — своенравный, он и третью мастерскую с Иванкой завести может, — дядьям-то это невыгодно будет,
понял?
А
дед подошел к Максиму-то и говорит: «Ну, спасибо тебе, другой бы на твоем месте так не сделал, я это
понимаю!
Я очень рано
понял, что у
деда — один бог, а у бабушки — другой.
— Вот я тресну тебя по затылку, ты и
поймешь, кто есть блажен муж! — сердито фыркая, говорил
дед, но я чувствовал, что он сердится только по привычке, для порядка.
— Эх, малый! Это не хлопские песни… Это песни сильного, вольного народа. Твои
деды по матери пели их на степях по Днепру и по Дунаю, и на Черном море… Ну, да ты
поймешь это когда-нибудь, а теперь, — прибавил он задумчиво, — боюсь я другого…
— Что! что! Этих мыслей мы не
понимаем? — закричал Бычков, давно уже оравший во всю глотку. — Это мысль наша родная; мы с ней родились; ее сосали в материнском молоке. У нас правда по закону свята, принесли ту правду наши
деды через три реки на нашу землю. Еще Гагстгаузен это видел в нашем народе. Вы думаете там, в Польше, что он нам образец?.. Он нам тьфу! — Бычков плюнул и добавил: — вот что это он нам теперь значит.
— А, так у него была и внучка! Ну, братец, чудак же она! Как глядит, как глядит! Просто говорю: еще бы ты минут пять не пришел, я бы здесь не высидел. Насилу отперла и до сих пор ни слова; просто жутко с ней, на человеческое существо не похожа. Да как она здесь очутилась? А,
понимаю, верно, к
деду пришла, не зная, что он умер.
Мне не нравилось, как все они говорят; воспитанный на красивом языке бабушки и
деда, я вначале не
понимал такие соединения несоединимых слов, как «ужасно смешно», «до смерти хочу есть», «страшно весело»; мне казалось, что смешное не может быть ужасным, веселое — не страшно и все люди едят вплоть до дня смерти.
Но ежели ни фрондерство, ни наплыв чувств не могли произвести самообкладывания, то нужно ли доказывать, что экономические вицы, вроде того, что равномерность равномерна, а равноправность равноправна, — были тут ни при чем? Нет, об этом нет надобности даже говорить. Как люди интересов вполне реальных, наши
деды не
понимали никаких вицев, а, напротив того, очень хорошо
понимали, что равномерность именно потому и называется равномерностью, что она никогда не бывает равномерною.
— Я много раз тебе говорила, что пока я не могу кинуть мужа без надзора; ты должен
понимать, что он ребенок, а у него
дед умирает, оставляя ему в наследство громадное состояние, которое без меня все прахом разлетится! А вот, бог даст, я все это устрою, и пусть тогда он живет как знает; я весь свой нравственный долг исполню тогда в отношении его!
— Он после этого сраму в Сибирь ускакал… Скупает там векселя покойного
деда по десяти, по двадцати копеек за рубль и сюда пишет, что как только вернется, так посадит меня в тюрьму, дурак этакой!.. Того не
понимает, что я его нисколько не боюсь…
— Она и жила бы, но муж не успел ее пристроить и уехал к
деду, а теперь она… я решительно начинаю
понимать мужчин, что они презирают женщин… она каждый вечер задает у себя оргии… Муж, рассказывают, беспрестанно присылает ей деньги, она на них пьянствует и даже завела себе другого поклонника.
Надя (со слезами). Молчи,
дед! Дядя… успокойся… он не
понимает!.. Ах, Николай Васильевич, — как вы не
понимаете? Вы такой умный… почему вы не верите дяде?
Надя (горячо). Это вы… вы неприличны! Вы все угорели от жары, вы злые, больные и ничего не
понимаете!.. А вы,
дед… ах, какой вы глупый!..
Надя. Наш спаситель,
дед,
понимаешь?
Да-с, но в то же время это показывает, что они совершенно не
понимают духа времени: я, по моей болезни, изъездил всю Европу, сталкивался с разными слоями общества и должен сказать, что весьма часто встречал взгляды и понятия, которые прежде были немыслимы; например-с: еще наши отцы и
деды считали за величайшее несчастие для себя, когда кто из членов семейств женился на какой-нибудь актрисе, цыганке и тем более на своей крепостной; а нынче наоборот; один английский врач, и очень ученый врач, меня пользовавший, узнав мое общественное положение, с первых же слов спросил меня, что нет ли у русской аристократии обыкновения жениться в близком родстве?
— Господи! — кричит, — как этого нам не
понимать, ежели мы исстари бунтовались! В восемьдесят пятом году нас пороли — десятого, в девяносто третьем — пятого, четверо из нашей деревни сосланы в Сибирь! Отец мой трижды порот,
дед — и не знаю сколько!
— А я клянусь тебе, Нина, что никогда другой
деды не будет у тебя!
Поняла ли ты меня, малютка?..
Я
поняла, что мои родители говорили о
деде Хаджи-Магомете, все еще не желавшем простить свою христианку-дочь.
Борцов. Не молюсь я,
дед! Не слезы это! Сок! Сдавило мою душу и сок течет. (Садится у ног Саввы.) Сок! Впрочем, не
понять вам! Не
понять,
дед, твоему темному разуму. Темные вы люди!
Борцов. Есть,
дед, светлые… Они бы
поняли!
Не надеясь, что г. начальник, занятый неотложными
дедами по управлению, вполне
поймет и оценит мою мысль о невозможности бегства из нашей тюрьмы, в своем докладе я ограничился лишь указанием некоторых способов, которыми могут быть предотвращены самоубийства.