Неточные совпадения
«Вандик — конечно, потомок знаменитого живописца:
дед или прадед этого, стоящего пред нами, Вандика,
оставил Голландию, переселился в колонию, и вот теперь это сын его.
Тетка покойного
деда говорила, что именно злился он более всего на нее за то, что
оставила прежний шинок по Опошнянской дороге, и всеми силами старался выместить все на ней.
Этот день наступил в субботу, в начале зимы; было морозно и ветрено, с крыш сыпался снег. Все из дома вышли на двор,
дед и бабушка с тремя внучатами еще раньше уехали на кладбище служить панихиду; меня
оставили дома в наказание за какие-то грехи.
В нем было что-то очень близкое кочегару, но в то же время он напоминал мне
деда, начетчика Петра Васильева, повара Смурого, и, напоминая всех людей, цепко укрепившихся в моей памяти, он
оставлял в ней свой глубокий узор, въедался в нее, точно окись в медь колокола.
Хаджи-Мурат вспомнил свою мать, когда она, укладывая его спать с собой рядом, под шубой, на крыше сакли, пела ему эту песню, и он просил ее показать ему то место на боку, где остался след от раны. Как живую, он видел перед собой свою мать — не такою сморщенной, седой и с решеткой зубов, какою он
оставил ее теперь, а молодой, красивой и такой сильной, что она, когда ему было уже лет пять и он был тяжелый, носила его за спиной в корзине через горы к
деду.
— Я много раз тебе говорила, что пока я не могу кинуть мужа без надзора; ты должен понимать, что он ребенок, а у него
дед умирает,
оставляя ему в наследство громадное состояние, которое без меня все прахом разлетится! А вот, бог даст, я все это устрою, и пусть тогда он живет как знает; я весь свой нравственный долг исполню тогда в отношении его!
— О, нет, нет, это еще не все!.. Я, как писала вам, пригласила вас по двум делам, за которые и заплачу вам с удовольствием две тысячи рублей, если только вы устроите их в мою пользу, — а если нет, так ничего!..
Дед умирает и
оставляет мужу все наследство, то как же мне от мужа получить пятьсот тысяч?
Лёньке не хотелось говорить, и он
оставил слова
деда без ответа, взяв в руки ком сухой глины и разминая его пальцами в пыль с серьёзным и сосредоточенным выражением на лице.
Лёнька чувствовал, что
дед сидит неподвижно, но ему казалось, что он должен пропасть, уйти куда-то и
оставить его тут одного. Он, незаметно для себя, понемногу придвигался к
деду и, когда коснулся его локтем, вздрогнул, ожидая чего-то страшного…
Эта картина воскресла в памяти мальчика и моментально исчезла,
оставив по себе злую улыбку, которую он бросил в лицо
деду.
Но Ромул и Рем не захотели жить в этом городе и
оставили тут царствовать своего
деда Нумитора.
— Изволь, государь-батюшка, скушать все до капельки, не моги, свет-родитель,
оставлять в горшке ни малого зернышка. Кушай, докушивай, а ежель не докушаешь, так бабка-повитуха с руками да с ногтями. Не доешь — глаза выдеру. Не захочешь докушать, моего приказа послушать — рукам волю дам. Старый отецкий устав не смей нарушать — исстари так дедами-прадедами уложено и нáвеки ими установлено. Кушай же, свет-родитель, докушивай, чтоб дно было наголо, а в горшке не осталось крошек и мышонку поскресть.
Из местных обывателей не было такого, кто бы мог купить смолокуровский дом, даже и с долгой рассрочкой платежа, а жители других городов и в помышленье не держали покупать тот дом, у каждого в своем месте от отцов и
дедов дошедшая оседлость была — как же
оставлять ее, как менять верное на неверное?
Я даже книг современных теперь не читаю:
дед дяди был очень образованный человек и
оставил после себя огромную библиотеку; теперь она свалена в верхней кладовой и служит пищею мышам.
И только что я водворился там, как получил депешу из Нижнего:
дед мой по матери, П.Б.Григорьев, престарелый генерал павловских времен, умер,
оставив мне по завещанию прямо (помимо того, что получала моя мать) два имения в черноземной полосе Нижегородской губернии.
— Мы дозволим ему делить власть с вечем, — заявили новгородцы, — только
оставь он нам чтимое место, завещанное нам и всем потомкам нашим от
дедов и отцов.
По новгородским хартиям значилось, что город Москва, Торжок и окружные земли издавна были под властью Великого Новгорода, но
дед Иоанна III, великий князь Василий Дмитриевич, завоевал их и
оставил за собой, по договорным же грамотам с сыном, великим князем Василием Васильевичем, прозванным Темным.
По новгородским хартиям значилось, что пригород Москвы — Торжок и окружные земли издавна были под властию Великого Новгорода, но
дед Иоанна III, великий князь Василий Дмитриевич, завоевал их и
оставил за собою, по договорным же грамотам с сыном, великим князем Василием Васильевичем, прозванным Темным, Торжок снова обратился под власть новгородского веча, а прочие земли остались как бы затаенные за Москвою и помину объявить не было.