Неточные совпадения
Дергался звонарь так, что казалось — он висит в петле невидимой веревки, хочет освободиться от нее, мотает головой, сухое длинное лицо его пухнет, наливается кровью, но чем
дальше, тем более звучно славословит царя послушная медь
колоколов.
Он взял в руки веревки и быстрыми движениями пальцев заставил задрожать оба
колокола мелкою мелодическою дробью; прикосновения языков были так слабы и вместе так отчетливы, что перезвон был слышен всем, но звук наверное не распространялся
дальше площадки колокольни.
Дальше увидишь, что твой звон в хору слышен, а в одиночку — старые
колокола топят его в своем гуле, как муху в масле.
— Донесет ветер из какого-нибудь
далекого кабака пиликанье гармоники и песню или промчится мимо семинарского забора тройка с
колоколами, и этого уже совершенно достаточно, чтобы чувство счастья вдруг наполнило не только грудь, но даже живот, ноги, руки…
Он пошел к столу. От окна до стола было всего две сажени, но ему казалось, что он шел очень долго. Когда, подойдя, он уже взял револьвер, в открытое окно раздался
далекий, но ясный, дрожащий звук
колокола.
Мороз крепчал. Последние переливы сияния слабо мерцали и тянулись по небу, заглядывая к Макару сквозь вершины тайги. Последние отголоски
колокола доносились с
далекого Чалгана.
Но вот и час простонал глухой
колокол на
далекой соборной колокольне.
Палтусов пошел
дальше, мостом и Троицкими воротами поднялся в Кремль. Слева сухо и однообразно желтел корпус арсенала, справа выдвигался ряд косо поставленных пушек, а внизу пирамиды ядер. Гул соборных
колоколов разливался тонкою заунывною струей. Ему захотелось туда, за решетку, откуда золоченые главы всплывали в матовом сиянии луны. Он скорыми шагами перешел поперек площади, повернул вправо и взял в узкий коридорчик, откуда входят в Успенский собор.
На
далеких Афанасьевских копях раздался гудок, на него откликнулась одна шахта, потом другая, — и вскоре вся их дымящаяся цепь загудела на разные тоны деловито-угрюмыми гудками. Откуда-то из-за горизонта чуть слышно донесся звон церковного
колокола.
Он молча отшатывается — и на мгновение видит и понимает все. Слышит трупный запах; понимает, что народ бежал в страхе, и в церкви только он да мертвец; видит, что за окнами темно, но не догадывается — почему, и отворачивается. Мелькает воспоминание о чем-то ужасно
далеком, о каком-то весеннем смехе, прозвучавшем когда-то и смолкшем. Вспоминается вьюга.
Колокол и вьюга. И неподвижная маска идиота. Их двое, их двое, их двое…
Моя камера находится на высоте пятого этажа, и в решетчатое окно открывается прекрасный вид на
далекий город и часть пустынного поля, уходящего направо; налево же, вне пределов моего зрения, продолжается предместье города и находится, как мне сказали, церковь с прилегающим к ней городским кладбищем. О существовании церкви и даже кладбища я знал, впрочем, и раньше по печальному перезвону
колоколов, какого требует обычай при погребении умерших.