Глупая козявка и уносящий ее водяной поток, «старая фигура» у дома Коляновских и разбившая ее
громовая стрела, наконец неразумный больной и всезнающий, могущественный подлекарь…
Усадьба Козлово стоит на высокой горе, замечательной тем, что некогда, говорят, в нее ударил гром — и
громовая стрела сделала в ней колодец, который до сих пор существовал и отличался необыкновенно вкусной водой.
Угораздило его сидеть на корточках, в таком виде, как
громовая стрела изображается на картинках, зигзагом, одной рукой держится за ободок козел, другой, как заяц подстреленную лапку, покачивает в воздухе, а носками сапогов упирается в подножки, не смея ни одной частью своей персоны прикоснуться к подушке.
Вдруг закричала она каким-то диким голосом: «Чур, чур нас!» Вероятно, увидав нашего длинного лакея, который нас немного опередил и заслонял собою, она подумала, что это нечистый дух, упавший к ней в избушку с
громовой стрелой.
Неточные совпадения
Не горы с места сдвинулись,
Упали на головушку,
Не Бог
стрелой громовоюВо гневе грудь пронзил,
По мне — тиха, невидима —
Прошла гроза душевная,
Покажешь ли ее?
В мечтах надежды молодой,
В восторге пылкого желанья,
Творю поспешно заклинанья,
Зову духов — и в тьме лесной
Стрела промчалась
громовая,
Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой…
Черная туча, густая-густая,
Прямо над нашей деревней висит,
Прыснет из тучи
стрела громовая,
В чей она дом сноровит?
Они его пугают жизнью новой,
Они блеснут — и сгладится их след,
Как в темной туче след
стрелы громовой.
Злись, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
Вы, хляби вод, стремитесь ураганом,
Залейте башни, флюгера на башнях!
Вы, серные и быстрые огни,
Предвестники
громовых тяжких
стрел,
Дубов крушители, летите прямо
На голову мою седую! Гром небесный,
Всё потрясающий, разбей природу всю,
Расплюсни разом толстый шар земли
И разбросай по ветру семена,
Родящие людей неблагодарных!
Эта святыня, благословение матери, не покидала ее с самого крещения, охраняла ее от нездоровья и всяких бед, от
стрелы громовой, летящей днем, от навета звезды, рассыпающейся во тьме ночной, соединяла ее с небом, со всем, чем пламенная вера населяла небеса, с ангелом-хранителем ее.