Неточные совпадения
Христианство есть эпоха отрицания
греховного мира,
смерти его с Христом-Искупителем, есть антитезис, и этим определяется кажущаяся односторонность и неполнота христианской истины.
Порча и растление, при отсутствии
смерти, с течением времени овладели бы человеческой жизнью настолько, что никакая праведность не могла бы оградиться от его влияния:
греховному человечеству, наделенному даром бессмертия, угрожало превращение в дьяволов или, по крайней мере, приближение к тому совершенству во зле, которое присуще лишь отцу лжи и его клевретам.
Лишенный благодеяния
смерти,
греховный мир, населенный растленным человечеством, гораздо более удовлетворял бы стремлениям сатаны, который мог бы превратить его в болото самодовольной пошлости и ад неисходных терзаний.
И вместе с тем
смерть в нашем
греховном мире есть благо и ценность.
Смерть есть также явление вечности в
греховном мире.
Смерть не была для него внутренним моментом жизни, через который всякая
греховная жизнь неизбежно должна пройти.
Но патологический, животный страх
смерти есть
греховное извращение этого ужаса и даже исчезновение его.
— Не одного еретика, врага божия… Велел бы я тебе: послушания ради — самому в срубе сгореть, гладом
смерть приять, засыпать себя рудожелтыми песками, в пучину морскую кинуться: твори волю мою… И если хоть един помысл
греховного сомнения, хоть одна мысль сожаления внидет в душу твою — всуе трудился — уготован ты антихристу и аггелом его…
Говорил ли Мина Силыч — все безмолвствовали, поучал ли он — все плакали; проходил ли просто по улице или площади — всяк, стар и млад, глядел вслед Мине Силычу с обнаженною головою, и тихий благоговейный шепот повторял о нем, что он «яко ковчег, позлащенный духом, несется, отец наш, над волнами моря житейского, и все мы им одним и спасемся, яко ковчегом, от потопа
греховного и вечныя
смерти».