Неточные совпадения
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и
гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага
человечества, ни даже для собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
Он чувствует в ней обыкновенное к бедствиям соболезнование
человечества, в моем рубле ощущает, может быть, мою
гордость.
Он принужден был меня позвать, ибо я не хаживал никогда на сии безрассудные поклонения, которые
гордость почитает в подчиненных должностию, лесть нужными, а мудрец мерзительными и
человечеству поносными.
Далее, говоря о том, как смотрит на этот предмет Франция, он говорит: «Мы верим в то, что 100 лет после обнародования прав человека и гражданина пришло время признать права народов и отречься раз навсегда от всех этих предприятий обмана и насилия, которые под названием завоеваний суть истинные преступления против
человечества и которые, что бы ни думали о них честолюбие монархов и
гордость народов, ослабляют и тех, которые торжествуют».
Мы, все христианские народы, живущие одной духовной жизнью, так что всякая добрая, плодотворная мысль, возникающая на одном конце мира, тотчас же сообщаясь всему христианскому
человечеству, вызывает одинаковые чувства радости и
гордости независимо от национальности; мы, любящие не только мыслителей, благодетелей, поэтов, ученых чужих народов; мы, гордящиеся подвигом Дамиана, как своим собственным; мы, просто любящие людей чужих национальностей: французов, немцев, американцев, англичан; мы, не только уважающие их качества, но радующиеся, когда встречаемся с ними, радостно улыбающиеся им, не могущие не только считать подвигом войну с этими людьми, но не могущие без ужаса подумать о том, чтобы между этими людьми и нами могло возникнуть такое разногласие, которое должно бы было быть разрешено взаимным убийством, — мы все призваны к участию в убийстве, которое неизбежно, не нынче, так завтра должно совершиться.
— Если людей топить и вешать, — сказал Самойленко, — то к черту твою цивилизацию, к черту
человечество! К черту! Вот что я тебе скажу: ты ученейший, величайшего ума человек и
гордость отечества, но тебя немцы испортили. Да, немцы! Немцы!
То, что говорил черный монах об избранниках божиих, вечной правде, о блестящей будущности
человечества и проч., придавало его работе особенное, необыкновенное значение и наполняло его душу
гордостью, сознанием собственной высоты.
В минуты
гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что-то для
человечества», — говорил он себе в минуты
гордости.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 160 000 русских и французов — всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов
гордости, страха, восторга этих людей — был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно-исторической стрелки на циферблате истории
человечества.