Неточные совпадения
Мы взбирались
на высокие столбы забора
на углу переулка и
глядели вперед, в перспективу
шоссе.
Офицеры в эту минуту свернули с тропинки
на шоссе. До города оставалось еще шагов триста, и так как говорить было больше не о чем, то оба шли рядом, молча и не
глядя друг
на друга. Ни один не решался — ни остановиться, ни повернуть назад. Положение становилось с каждой минутой все более фальшивым и натянутым.
Медленно идя по
шоссе, с трудом волоча ноги в огромных калошах, Ромашов неотступно
глядел на этот волшебный пожар.
Колесников остановился и неистово захохотал — точно телега по
шоссе загрохотала. Засмеялся,
глядя на него, и Саша. Внезапно Колесников стих и совершенно спокойным голосом сказал...
Он больно треплет ее за ухо, а она встряхивает головой, качает колыбель и мурлычет свою песню. Зеленое пятно и тени от панталон и пеленок колеблются, мигают ей и скоро опять овладевают ее мозгом. Опять она видит
шоссе, покрытое жидкою грязью. Люди с котомками
на спинах и тени разлеглись и крепко спят.
Глядя на них, Варьке страстно хочется спать; она легла бы с наслаждением, но мать Пелагея идет рядом и торопит ее. Обе они спешат в город наниматься.
Варька вскакивает и, оглядевшись, понимает, в чем дело: нет ни
шоссе, ни Пелагеи, ни встречных, а стоит посреди комнатки одна только хозяйка, которая пришла покормить своего ребенка. Пока толстая, плечистая хозяйка кормит и унимает ребенка, Варька стоит,
глядит на нее и ждет, когда она кончит. А за окнами уже синеет воздух, тени и зеленое пятно
на потолке заметно бледнеют. Скоро утро.
А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное
шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она все понимает, всех узнает, но сквозь полусон она не может только никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается, ищет эту силу, чтобы избавиться от нее, но не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение,
глядит вверх
на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит врага, мешающего ей жить.
Трое остальных шли по
шоссе Камер-Коллежского Вала и пели «По морям». Ветер гнал по сухой земле опавшие листья тополей, ущербный месяц
глядел из черных туч с серебряными краями. Вдруг в мозгах у Юрки зазвенело, голова мотнулась в сторону, кепка слетела. Юрка в гневе обернулся. Плотный парень в пестрой кепке второй раз замахивался
на него. Юрка отразил удар, но сбоку получил по шее. Черкизовцев было человек семь-восемь. Они окружили заводских ребят. Начался бой.
Вот еще помню я, как тогда,
на шоссе, меня удивляло все самое обыкновенное и ни в каком отношении не замечательное. Идет, например, навстречу человек, а я
гляжу, как он ногами перебирает, и удивляюсь: ишь, идет! Или курица выскочила
на дорогу, или котенок под лопухом сидит — тоже удивительно: котенок. Или я говорю лавочнику «здравствуйте!», а он мне тоже отвечает «здравствуйте», а не какое-нибудь совсем непонятное: бала-бала.