Нет науки о путешествиях: авторитеты, начиная от Аристотеля до Ломоносова включительно, молчат; путешествия не попали под ферулу риторики, и писатель свободен пробираться в недра гор, или опускаться в
глубину океанов, с ученою пытливостью, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по ним быстро и ловить мимоходом на бумагу их образы; описывать страны и народы исторически, статистически или только посмотреть, каковы трактиры, — словом, никому не отведено столько простора и никому от этого так не тесно писать, как путешественнику.
Пуская черные клубы дыма из своей белой трубы, «Коршун» полным ходом приближается к пенящимся бурунам, которые волнистой серебристой лентой белеются у острова. Это могучие океанские волны с шумом разбиваются о преграду, поднявшуюся благодаря вековечной работе маленьких полипов из неизмеримых
глубин океана, — об узкую надводную полоску кольцеобразного кораллового рифа у самого острова.
Неточные совпадения
Разное думается человеку на
океане — о жизни, мой господин, и о смерти…» И по глазам его было видно, что какой-то огонек хочет выбиться на поверхность из безвестной
глубины этой простой и темной души…
К вечеру
океан подергивался темнотой, небо угасало, а верхушки волны загорались каким-то особенным светом… Матвей Дышло заметил прежде всего, что волна, отбегавшая от острого корабельного носа, что-то слишком бела в темноте, павшей давно на небо и на море. Он нагнулся книзу, поглядел в
глубину и замер…
Видел я её, мать мою, в пространстве между звёзд, и как гордо смотрит она очами
океанов своих в дали и
глубины; видел её, как полную чашу ярко-красной, неустанно кипящей, живой крови человеческой, и видел владыку её — всесильный, бессмертный народ.
Наше море не
океан, да и там такие молы, как наш, выдерживают; а у нас на двух с лишним саженях
глубины, где кончается постель, почти что мертвая тишина.
Все спешат вперед, чтобы похоронить себя в
глубине бесконечного
океана.
Все — и офицеры, и матросы, и даже отец Спиридоний, редко покидавший каюту, — были наверху и жадно всматривались в
глубину залива, чтобы поскорей увидать «жемчужину Тихого
океана», как не без основания называют калифорнийцы Сан-Франциско, или «Фриски», по их фамильярно-ласковому сокращению, пока старший штурман не объяснил, что напрасно «пялят» глаза — все равно города не увидать: он в
глубине бухты, скрытый горами.
Меня пугает необходимость умолкать, когда я дохожу до необыкновенного, которое невыразимо. Как реченька, я бегу и движусь вперед только до
океана: в его
глубинах кончается мое журчание. В себе самом, не двигаясь и не уходя, взад и вперед колышется
океан. На землю он бросает только шум и брызги, а
глубина его нема и неподвижна, и бестолково ползают по ней легкие кораблики. Как выражу себя?
В
глубине, скрытой от моего сознания, я погружен в
океане мировой жизни.
Мы успели только разглядеть старинного покроя платье с длинным шлейфом, волочившимся в виде широкой шелестящей змеи, тонкое аристократическое сухое лицо без единой морщины и целый
океан не выраженной слезами печали в
глубине строгих синих глаз.
Как
океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами.
Настанет ночь, и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее: он будит нас и просит.
Уж в пристани волшебной ожил чёлн…
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из
глубины.
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.