Неточные совпадения
Она стала и, держа
в левой руке на
отвесе кулек, принялась глядеть на собаку.
Горохов мыс выдавался
в Ключевую зеленым языком. Приятно было свернуть с пыльной дороги и брести прямо по зеленой сочной траве, так и обдававшей застоявшимся тяжелым ароматом. Вышли на самый берег и сделали привал. Напротив, через реку, высились обсыпавшиеся красные
отвесы крутого берега, под которым проходила старица, то есть главное русло реки.
Эркель подал первый, и пока Петр Степанович, ворча и бранясь, связывал веревкой ноги трупа и привязывал к ним этот первый камень, Толкаченко всё это довольно долгое время продержал свой камень
в руках на
отвесе, сильно и как бы почтительно наклонившись всем корпусом вперед, чтобы подать без замедления при первом спросе, и ни разу не подумал опустить свою ношу пока на землю.
Капитан тотчас записал
в корабельный журнал, что произошло, но к острову не стал подходить, потому что увидел множество рифов, а по берегу —
отвес, без бухты и отмели.
Скала была взорвана, и
в пещере находился склад пороха и динамита. Дорога пока дошла только до этого места. Мы спустились к Череку, к мосту по «чертовой» лестнице, по
отвесу, не тронутому инженерами. На том же месте стадо коз. Такой же мост из прутьев. Тот же подъем по осыпи, по тропинке, ведущей
в Безенги, к леднику у Каштан-тау. Горцы сказали мне, что как начали прокладывать дорогу, так туры исчезли. С той поры не был я
в тех краях.
«
Отвес есть эмблема продолжения действий наших, которые тогда токмо остановляются, когда придут
в перпендикулярную линию с вечным порядком отца светов».
С памятником Пушкина была и отдельная игра, моя игра, а именно: приставлять к его подножию мизинную, с детский мизинец, белую фарфоровую куколку — они продавались
в посудных лавках, кто
в конце прошлого века
в Москве рос — знает, были гномы под грибами, были дети под зонтами, — приставлять к гигантову подножью такую фигурку и, постепенно проходя взглядом снизу вверх весь гранитный
отвес, пока голова не отваливалась, рост — сравнивать.
Но завтра и много, много завтр опять не оказалось моря, оказался
отвес генуэзской гостиницы
в ущелье узкой улицы, с такой тесноты домами, что море, если и было бы — отступило бы. Прогулки с отцом
в порт были не
в счет. На то «море» я и не глядела, я ведь знала, что это — залив.
В голодный год во многих местах этим людям сделали страшную обиду: «сняли их с мучной месячины на печеный
отвес», то есть стали давать им по 3 ф. хлеба
в день на мужчину и по 2 ф. на женщину, а мальчикам и девочкам по полтора фунта.
Дворовым и комнатной прислуге с Введения (21 ноября) месячину и
отвес тоже стали выдавать не «чистым хлебом», а с примесью, но с примесью очень съедобною, по преимуществу с картофелем, и только
в случае недостатка картофеля — с конопляным жмыхом, который если свеж и не горек, то вкус хлеба не очень портит. Во всем хозяйстве теперь только нам к столу подавали чистый и притом «обрушенный» ситный хлеб, муку для которого содержали
в кади,
в кладовой под замком, и отпускали ее
в кухню для выпечки.
Притом если варили щи или кашу, то
в эти дни хлебный
отвес уменьшался наполовину.
Роща или, вернее, лес этих плантаций кончился, начался спуск, и коляска въехала
в дикое ущелье между отвесно поднимающимися горами. По бокам, на этих
отвесах, гордо поднимали свои верхушки высокие пальмы различных видов, преимущественно кокосовые, развесистые тамаринды, пихты и великаны секвойи.
В ущелье было прохладно. Коляска двигалась медленно по узкой дороге, загроможденной камнями. И доктор, и Володя были
в восторге, любуясь этой роскошью растительности и мрачным видом ущелья.