— Вы ошибаетесь опять: я вовсе не гастроном: у меня прескверный желудок. Но музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово: следовательно, я люблю музыку
в медицинском отношении. Вечером же она, напротив, слишком раздражает мои нервы: мне делается или слишком грустно, или слишком весело. То и другое утомительно, когда нет положительной причины грустить или радоваться, и притом грусть в обществе смешна, а слишком большая веселость неприлична…
Аркадий притих, а Базаров рассказал ему свою дуэль с Павлом Петровичем. Аркадий очень удивился и даже опечалился; но не почел нужным это выказать; он только спросил, действительно ли не опасна рана его дяди? И, получив ответ, что она — самая интересная, только не
в медицинском отношении, принужденно улыбнулся, а на сердце ему и жутко сделалось, и как-то стыдно. Базаров как будто его понял.
Неточные совпадения
— Разумеется, не на
медицинском, хотя он и
в этом
отношении будет из первых ученых.
Обозначив
в порядке все, что известно было судебному следствию об имущественных спорах и семейных
отношениях отца с сыном, и еще, и еще раз выведя заключение, что, по известным данным, нет ни малейшей возможности определить
в этом вопросе о дележе наследства, кто кого обсчитал или кто на кого насчитал, Ипполит Кириллович по поводу этих трех тысяч рублей, засевших
в уме Мити как неподвижная идея, упомянул об
медицинской экспертизе.
Страх такой плотной стеной ограждал меня от пытливых взоров, что сама собою упразднялась необходимость
в третьем подготовительном припадке. Только
в этом
отношении отступал я от начертанного плана, но
в том-то и сила таланта, что он не сковывает себя рамками и
в сообразности с изменившимися обстоятельствами меняет и весь ход битвы. Но нужно было еще получить официальное отпущение грехов бывших и разрешение на грехи будущие — научно-медицинское удостоверение моей болезни.
— Дай бог, чтобы снилось… Он явился ко мне с
отношением от карнеевского волостного правления и попросил
медицинского свидетельства…
В отношении написано, да и сам он не врет, что рана нанесена ему вами… И теперь не помните? Рана ушибленная, повыше лба, на границе с волосистой частью… До кости хватили, батенька!
В числе моих более близких знакомых французов состоял уже с позапрошлого зимнего сезона приятель Вырубова и русского химика Лугинина — уже очень известный тогда
в парижских интеллигентных сферах профессор
Медицинской школы по кафедре химии Альфред Наке. О нем я и раньше знал, как об авторе прекрасного учебника, который очень ценился и у нас. Вырубов быт уже с ним давно
в приятельских
отношениях, когда я познакомился с Наке.
Общество кременчугских врачей прислало мне официальное письмо, где сообщало, что оно
в течение трех заседании подвергло подробному обсуждению книгу и «пришло к заключению, что Ваша книга имеет громадное общественное значение, и постановило выразить Вам глубокую признательность за столь правдивое изображение
в художественной форме многих насущных вопросов врачебного быта и общественно-медицинских
отношений».
Другая «особенность военно-медицинской службы» заключалась
в том, что между врачом и больным существовали самые противоестественные
отношения. Врач являлся «начальством», был обязан говорить больному «ты»,
в ответ слышать нелепые «так точно», «никак нет», «рад стараться». Врача окружала ненужная, бессмысленная атмосфера того почтительного, специфически военного трепета, которая так портит офицеров и заставляет их смотреть на солдат, как на низшие существа.
Одно из таких дел, интересных не только
в судебном, но и
в научном
отношении, представляет некоторый воронежский случай, заметки о котором попались мне
в бумагах покойного председателя
медицинского совета, Евгения Венцеславовича Пеликана.