Неточные совпадения
К концу тяжелой
эпохи, из которой Россия выходит теперь, когда все было прибито к земле, одна официальная низость громко говорила,
литература была приостановлена и вместо науки преподавали теорию рабства, ценсура качала головой, читая притчи Христа, и вымарывала басни Крылова, —
в то время, встречая Грановского на кафедре, становилось легче на душе. «Не все еще погибло, если он продолжает свою речь», — думал каждый и свободнее дышал.
А. Белый характерен для разных течений начала века, потому что он не мог оставаться
в чистой
литературе и
в эстетическом сознании, его символизм носил мистический и оккультический характер, он отражал все духовные настроения и искания
эпохи.
Единственное, что верно, так это существование подпочвенной связи между дионисической революционной стихией
эпохи и дионисическими течениями
в литературе.
Славянофилы не поняли неизбежности реформы Петра для самой миссии России
в мире, не хотели признать, что лишь
в петровскую
эпоху стали возможны
в России мысль и слово, и мысль самих славянофилов, стала возможна и великая русская
литература.
Таким образом, служа полнейшими представителями высшей степени человеческого сознания
в известную
эпоху и с этой высоты обозревая жизнь людей и природы и рисуя ее перед нами, они возвышались над служебного ролью
литературы и становились
в ряд исторических деятелей, способствовавших человечеству
в яснейшем сознании его живых сил и естественных наклонностей.
Конечно, Гёте недосягаемо выше школьной односторонности: мы доселе стоим перед его грозной и величественной тенью с глубоким удивлением, с тем удивлением, с которым останавливаемся перед Лукзорским обелиском — великим памятником какой-то иной
эпохи, великой, но прошлой [Не помню,
в какой-то, недавно вышедшей
в Германии, брошюре было сказано: «
В 1832 году,
в том замечательном году, когда умер последний могиканин нашей великой
литературы».
Эпоха неестественного классицизма и галломании, на время прикрывшая национальные элементы, не могла произвести важного влияния: эта
литература не имела отголоска
в народе.
В прежнее время целыми годами ожесточенных битв нужно было критике Белинского отстаивать право
литературы обличать жизненные пошлости. Ныне никто относительно этого права не имеет ни малейшего сомнения; а деятели прошедшей
эпохи опять выступают с трескучими фразами q пользе и правах обличительной
литературы.
Все
в один голос осыпали меня насмешливыми поздравлениями, что «нашелся еще такой же урод, как я и профессор Городчанинов, лишенный от природы вкуса и чувства к прекрасному, который ненавидит Карамзина и ругает
эпоху, произведенную им
в литературе; закоснелый славяноросс, старовер и гасильник, который осмелился напечатать свои старозаветные остроты и насмешки, и над кем же?
Спенсер о парижских позитивистах меня совсем не расспрашивал, не говорил и о лондонских верующих. Свой позитивизм он считал вполне самобытным и свою систему наук ставил, кажется, выше контовской. Мои парижские единомышленники относились к нему, конечно, с оговорками, но признавали
в нем огромный обобщающийум — первый
в ту
эпоху во всей философской
литературе. Не обмолвился Спенсер ничем и о немцах, о тогдашних профессорах философии, и
в лагере метафизиков, и
в лагере сторонников механической теории мира.
Передо мною
в его лице стояла целая
эпоха, и он был одним из ее типичнейших представителей: настоящий самородок из провинциально-помещичьего быта, без всяких заграничных влияний, полный всяких чисто российских черт антикультурного свойства, но все-таки талантом, умом и преданностью
литературе, как высшему, что создала русская жизнь, поднявшийся до значительного уровня.
Лично я познакомился с ним впервые на каком-то масленичном пикнике по подписке
в заведении Излера. Он оказался добродушным малым, не без начитанности, с высокими идеалами по части театра и
литературы. Как товарища — его любили. Для меня он был типичным представителем николаевской
эпохи, когда известные ученики Театрального училища выходили оттуда с искренней любовью к"просвещению"и сами себя развивали впоследствии.
Если вы и встретите литератора, бойко говорящего с вами о разных
эпохах из истории иностранных
литератур, то поверьте, он это вычитал
в последнее время
в популярных обозрениях и книгах.
Воля русского народа есть воля тысячелетнего народа, который через Владимира Св. принял христианство, который собирал Россию при Великих Князьях Московских, который нашел выход из смутной
эпохи, прорубил окно
в Европу при Петре Великом, который выдвинул великих святых и подвижников и чтил их, создал великое государство и культуру, великую русскую
литературу.