Неточные совпадения
Но
поручик уже почувствовал бранный задор, все пошло кругом
в голове его; перед ним носится Суворов, он лезет на великое дело.
Ротный командир,
поручик Веткин, Лбов и фельдфебель стояли посредине плаца и все вместе обернулись на подходившего Ромашова. Солдаты тоже повернули к нему
головы.
В эту минуту Ромашов представил себе самого себя — сконфуженного, идущего неловкой походкой под устремленными на него глазами, и ему стало еще неприятнее.
Калинович между тем при виде целой стаи красивых и прелестных женщин замер
в душе, взглянув на кривой стан жены, но совладел, конечно, с собой и начал кланяться знакомым. Испанский гранд пожал у него руку, сенаторша Рыдвинова, смотревшая, прищурившись,
в лорнет, еще издали кивала ему
головой. Белокурый
поручик Шамовский, очень искательный молодой человек, подошел к нему и, раскланявшись, очень желал с ним заговорить.
— К вашим услугам! — отвечал
поручик, приподняв свои с желтой суконной рогожкой эполеты и с гордо-довольным выражением
в лице: он хоть был не из умных, с какой-то совершенно круглой
головой и с таковыми же круглыми ушами, но не из трусливых.
Туалет на Екатерине Петровне, по богатству своему, оказался далеко превосходящим туалет откупщицы, так что та, исполнившись почти благоговения к Екатерине Петровне, поспешила ей, как бы царственной какой особе, представить все остальное общество, причем инвалидный
поручик очень низко, по-офицерски склонил свою
голову перед этой, как он понимал, гранд-дам; высокая же супруга его, бывшая
в известном положении и очень напоминавшая своей фигурой версту, немного разбухшую
в верхней половине, при знакомстве с гранд-дам почему-то покраснела.
Поручики фыркнули и подмигнули коллежскому асессору Сенечке, который беззвучно хихикнул. Стрекоза грустно покачал
головой, как бы вопрошая себя, ужели и
в храмину целомудренной болярыни успел заползти яд либерализма? А кузина Надежда Гавриловна — помните, мы с вами ее"индюшкой"прозвали? — так-таки прямо и расхохоталась мне
в лицо.
Когда похороны вышли из улицы на площадь, оказалось, что она тесно забита обывателями, запасными, солдатами
поручика Маврина, малочисленным начальством и духовенством
в центре толпы. Хладнокровный
поручик парадно, монументом стоял впереди своих солдат, его освещало солнце; конусообразные попы и дьякона стояли тоже золотыми истуканами, они таяли, плавились на солнце, сияние риз тоже падало на
поручика Маврина; впереди аналоя подпрыгивал, размахивая фуражкой, толстый офицер с жестяной
головою.
Прокатилась длинная волна стриженых
голов; это ученики двух городских училищ; тяжёлой, серой машиной продвинулась полурота солдат, её вёл знаменитый
в городе хладнокровный
поручик Маврин: он ежедневно купался
в Оке, начиная с половодья и кончая заморозками, и, как было известно, жил на деньги Помяловой, находясь с нею
в незаконной связи.
— Не сметь меня касаться! — рявкнул
поручик и, оттолкнув его, посадил
в кресло, на револьвер. Тогда Яков, закрыв лицо руками, скрывая слёзы, замер
в полуобмороке, едва слыша, сквозь гул
в голове, крики Полины...
А через несколько дней, когда он утром купался
в Оке, его застигли
поручик Маврин и Нестеренко, они подъехали
в лодке, усатой от множества удилищ, хладнокровный
поручик поздоровался с Яковом небрежным кивком
головы, молча, и тотчас же отъехал на середину реки, а Нестеренко, раздеваясь, тихо сказал...
Во мгновение ока я уже был одет
в форменный сюртук с эполетами, с белой фуражкой с черным околышем на
голове и, захвативши штабную бумагу, побежал к
поручику Быльчинскому. Принявши его радушное поздравление с производством, я признался
в совершенном неведении служебной карьеры и просил совета насчет того, что отвечать.
‹…› К концу лета
в штабе открылась вакансия старшего адъютанта, и, конечно, я был уверен, что надену адъютантский мундир. Каково же было мое изумление, когда я узнал, что на это место вытребован и утвержден бывший наш юнкерский командир
поручик Крит. При этой вести мне пришло
в голову любимое выражение Гайли: «fur einen jungen Menschen giebt es nichts nobleres, als die Fronte». И я подал формальный рапорт об отчислении меня
в полк.
Один требовал себя изобразить
в сильном, энергическом повороте
головы; другой с поднятыми кверху вдохновенными глазами; гвардейский
поручик требовал непременно, чтобы
в глазах виден был Марс; гражданский сановник норовил так, чтобы побольше было прямоты, благородства
в лице и чтобы рука оперлась на книгу, на которой бы четкими словами было написано: «Всегда стоял за правду».
Тогда Арсений наденет белую кавказскую папаху на
голову и темно-синее пенсне на нос, будет куражиться
в трактире напротив, пока весь не пропьется, а под конец загула будет горько плакать перед равнодушным половым о своей безнадежной любви к Фридриху и будет угрожать смертью
поручику Чижевичу.
— Нюничка! — восклицает
поручик укоризненно и, оставив есть, прижимает руки —
в одной из них вилка с куском колбасы — к груди. — Чтобы я? О, как ты меня мало знаешь. Я скорее дам
голову на отсечение, чем позволю себе подобное. Когда я тот раз от тебя ушел, то так мне горько было, так обидно! Иду я по улице и, можешь себе представить, заливаюсь слезами. Господи, думаю, и я позволил себе нанести ей оскорбление. Ко-му-у! Ей! Единственной женщине, которую я люблю так свято, так безумно…
Составляется короткий протокол
в казенных словах, и к нему прилагается оставленное самоубийцей письмо… Двое дворников и городовой несут труп вниз по лестнице. Арсений светит, высоко подняв лампу над
головой. Анна Фридриховна, надзиратель и
поручик смотрят сверху из окна
в коридоре. Несущие на повороте разладились
в движениях, застряли между стеной и перилами, и тот, который поддерживал сзади
голову, опускает руки.
Голова резко стукается об одну ступеньку, о другую, о третью.
Между тем бигос готов. Анна Фридриховна гремит посудой на столе.
Поручик в это время старательно припал
головой к домовой книге. Он весь ушел
в дело.
В поручика полетели сверху позабытые им впопыхах вещи: палка, бумажный воротничок и записная книжка. На последней ступеньке
поручик остановился, поднял
голову и погрозил кулаком. Лицо у него было бледно, под левым глазом краснела ссадина.
Сегодня утром, как это всегда бывало и раньше,
поручик Чижевич явился с повинной, принеся с собою букет наломанной
в чужом саду сирени. Лицо у него утомлено, вокруг ввалившихся глаз тусклая синева, виски желты, одежда не чищена,
в голове пух. Примирение идет туго. Анна Фридриховна еще недостаточно насладилась униженным видом своего любовника и его покаянными словами. Кроме того, она немного ревнует Валерьяна к тем трем ночам, которые он провел неизвестно где.
Швейцар Арсений молча, с каменным видом, сопя, напирал грудью на
поручика. А из номера девятого какой-то мужественный обладатель великолепной раздвоенной черной бороды, высунувшись из дверей до половины
в нижнем белье и почему-то с круглой шляпой на
голове, советовал решительным тоном...
Дверь взломана.
В номер входят надзиратель, Анна Фридриховна,
поручик, четверо детей, понятые, городовой, два дворника — впоследствии доктор. Студент лежит на полу, уткнувшись лицом
в серый коврик перед кроватью, левая рука у него подогнута под грудь, правая откинута, револьвер валяется
в стороне. Под
головой лужа темной крови,
в правом виске круглая маленькая дырочка. Свеча еще горит, и часы на ночном столике поспешно тикают.
Крюков повалился на диван, уткнул
голову в подушку и затрясся от сдерживаемого хохота. Через минуту он поднялся и, глядя на удивленного
поручика плачущими от смеха глазами, заговорил...
Крюков и
поручик уткнули
головы в подушки и принялись хохотать. Поднимут
головы, взглянут друг на друга и опять упадут на подушки.
Поручик вышел и первым делом глубоко вздохнул, чтобы отделаться от тяжелого жасминного запаха, от которого у него уже начинало кружить
голову и першить
в горле. Он был удивлен.
В комнате на станции тускло горит лампочка. Пахнет керосином, чесноком и луком. На одном диване лежит
поручик в папахе и спит, на другом сидит какой-то бородатый человек и лениво натягивает сапоги; он только что получил приказ ехать куда-то починять телеграф, а ему хочется спать, а не ехать.
Поручик с аксельбантом и доктор сидят за столом, положили отяжелевшие
головы на руки и дремлют. Слышно, как храпит папаха и как на дворе стучат молотом.
Увидев, что глаза
поручика становятся всё сердитее, Филенков умолк и нагнул
голову, словно ожидая, что его сейчас трахнут по затылку.
Поручик раскрыл рот, чтобы произнести «пошел вон!», но
в это время
в гостиную вошла блондинка с поднятыми бровями,
в капоте ярко-желтого цвета. Узнав
поручика, она взвизгнула и бросилась к нему.
На другой день утром
поручик, чувствуя
в голове свинец, а во рту жар и сухость, отправился к себе
в канцелярию.
Федор Иванович. Будем рассуждать мирно. Слушай, Юлечка. Я прошел сквозь огонь, воду и медные трубы… Мне уж тридцать пять лет, а у меня никакого звания, кроме как
поручик сербской службы и унтер-офицер русского запаса. Болтаюсь между небом и землей… Нужно мне образ жизни переменить, и знаешь… понимаешь, у меня теперь
в голове такая фантазия, что если я женюсь, то
в моей жизни произойдет круговорот… Выходи за меня, а? Лучшей мне не надо…
Иван Казимирович Ляшкевский,
поручик из поляков, раненный когда-то
в голову и теперь живущий пенсией
в одном из южных губернских городов, сидит
в своей квартире у настежь открытого окна и беседует с зашедшим к нему на минутку городовым архитектором Францем Степанычем Финкс.
По заявлению
поручика Вакулина, контуженного
в голову, состоявшего при двух американских военных агентах, эти последние вели себя настоящими «солдатами» — они всё время не покидали линии огня и с сигарами
в зубах спокойно стояли под сыпавшимися вокруг них пулями.
— Ну, ну, хорошо! — сказал старый граф, — всё горячится… Всё Бонапарте всем
голову вскружил; все думают, как это он из
поручиков попал
в императоры. Что ж, дай Бог, — прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.