Неточные совпадения
В этом голосе было столько повелительного, что бедный
фараон мгновенно вскочил на ноги, стряхнул с
глаз сонную истому и сразу увидел, что кричал старший юнкер Тучабский.
Через месяц окончилась казавшаяся бесконечной усиленная тренировка
фараонов на ловкость, быстроту, красоту и точность военных приемов. Наступил момент, когда строгие
глаза учителей нашли прежних необработанных новичков достаточно спелыми для высокого звания юнкера Третьего военного Александровского училища. Вскоре пронеслась между
фараонами летучая волнующая весть: «
В эту субботу будем присягать!»
Фараонам нельзя поворачивать голов, но
глаза их круто скошены направо, на полубатальон второкурсников. Раз! Два! Три! Три быстрых и ловких дружных приема, звучащих, как три легких всплеска. Двести штыков уперлись прямо
в небо; сверкнув серебряными остриями, замерли
в совершенной неподвижности, и
в тот же момент великолепный училищный оркестр грянул торжественный, восхищающий души, радостный марш.
— Я помню, Суламифь, как обернулась ты на мой зов. Под тонким платьем я увидел твое тело, твое прекрасное тело, которое я люблю как Бога. Я люблю его, покрытое золотым пухом, точно солнце оставило на нем свой поцелуй. Ты стройна, точно кобылица
в колеснице
фараоновой, ты прекрасна, как колесница Аминодавова.
Глаза твои как два голубя, сидящих у истока вод.
Бог был — чужой, Черт — родной. Бог был — холод. Черт — жар. И никто из них не был добр. И никто — зол. Только одного я любила, другого — нет: одного знала, а другого — нет. Один меня любил и знал, а другой — нет. Одного мне — тасканьями
в церковь, стояньями
в церкви, паникадилом, от сна
в глазах двоящимся: расходящимся и вновь сходящимся — Ааронами и
фараонами — и всей славянской невнятицей, — навязывали, одного меня — заставляли, а другой — сам, и никто не знал.
Черт сидел на Валерииной кровати, — голый,
в серой коже, как дог, с бело-голубыми, как у дога или у остзейского барона,
глазами, вытянув руки вдоль колен, как рязанская баба на фотографии или
фараон в Лувре,
в той же позе неизбывного терпения и равнодушия.
— Вы меня пустите или нет? — яростно кричал он, сверкая
глазами. — Всех вас, мерзавцев,
в одной помойной яме надо утопить, —
фараоны вы, мазурики, арапы!.. Подать мне сюда Семидалова, — я ему покажу! Това-арищи… Вы рабы, вы невольники против моих мнений… Тьфу-у!!!