Неточные совпадения
Аркадий оглянулся и увидал женщину
высокого роста, в черном платье, остановившуюся в
дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего
белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Против
двери стоял кондуктор со стеариновой свечою в руке,
высокий и толстый человек с
белыми усами, два солдата с винтовками и еще несколько человек, невидимых в темноте.
Самгин видел, как разломились
двери на балконе дворца, блеснул лед стекол, и из них явилась знакомая фигурка царя под руку с
высокой,
белой дамой.
— Сделайте одолжение, — с приятной улыбкой сказал помощник и стал что-то спрашивать у надзирателя. Нехлюдов заглянул в одно отверстие: там
высокий молодой человек в одном
белье, с маленькой черной бородкой, быстро ходил взад и вперед; услыхав шорох у
двери, он взглянул, нахмурился и продолжал ходить.
Дверь тихонько растворилась, и я увидал женщину лет двадцати,
высокую и стройную, с цыганским смуглым лицом, изжелта-карими глазами и черною как смоль косою; большие
белые зубы так и сверкали из-под полных и красных губ. На ней было
белое платье; голубая шаль, заколотая у самого горла золотой булавкой, прикрывала до половины ее тонкие, породистые руки. Она шагнула раза два с застенчивой неловкостью дикарки, остановилась и потупилась.
В
двери ему было видно, как по зале, сплетясь руками, взад и вперед ходили длинною вереницею розовые,
белые, палевые и голубые барышни, то прекоренастые и приземистые, то
высокие и роскошные, а около них ходили два кавалера, один в панталонах навыпуск, другой по-законному, в сапоги.
На лай собачонки, которая продолжала завывать, глядя на отворенные ворота дворика, в сенных
дверях щелкнула деревянная задвижка, и на пороге показался
высокий худой мужик в одном
белье.
Розанова и Райнера встретил
высокий смуглый лакей в сером казинетовом сюртуке не по сезону и в
белых бумажных перчатках. Он не пошел о них докладывать, а только отворил им
двери в залу.
В левом углу зала отворилась
высокая дверь, из нее, качаясь, вышел старичок в очках. На его сером личике тряслись
белые редкие баки, верхняя бритая губа завалилась в рот, острые скулы и подбородок опирались на
высокий воротник мундира, казалось, что под воротником нет шеи. Его поддерживал сзади под руку
высокий молодой человек с фарфоровым лицом, румяным и круглым, а вслед за ними медленно двигались еще трое людей в расшитых золотом мундирах и трое штатских.
Вечером в тот день у нее был розовый билет ко мне. Я стоял перед нумератором — и с нежностью, с ненавистью умолял его, чтобы щелкнул, чтобы в
белом прорезе появилось скорее: I-330. Хлопала
дверь, выходили из лифта бледные,
высокие, розовые, смуглые; падали кругом шторы. Ее не было. Не пришла.
Калинович по крайней мере раз пять позвонил, наконец на лестнице послышались медленные шаги, задвижка щелкнула, и в
дверях показался
высокий, худой старик, с испитым лицом, в
белом вязаном колпаке, в круглых очках и в длинном, сильно поношенном сером сюртуке.
— Синьора, я не ходил, я послал Луизу, — раздался хриплый голос за
дверью, — и в комнату, ковыляя на кривых ножках, вошел маленький старичок в лиловом фраке с черными пуговицами,
высоком белом галстухе, нанковых коротких панталонах и синих шерстяных чулках.
— Я обратился к уряднику, — рассказывал он мне через десять лет, — караулившему вход, с просьбой доложить следователю обо мне, как вдруг отворилась
дверь будки, из нее быстро вышел кто-то — лица я не рассмотрел — в
белой блузе и
высоких сапогах, прямо с крыльца прыгнул в пролетку, крикнул извозчику — лихач помчался, пыля по дороге.
Полог перед
дверью тихо распахнулся, и вошел дворецкий, человек
высокого роста, седой и плешивый, в черном фраке,
белом галстуке и
белом жилете.
Ида знала эту доску, знала, что за нею несколько
выше скоро выдвинется другая, потом третья, и каждая будет выдвигаться одна после другой, и каждая будет, то целыми тонами, то полутонами светлей нижней, и, наконец, на самом верху, вслед за полосами, подобными прозрачнейшему розовому крепу, на мгновение сверкнет самая странная —
белая, словно стальная пружина, только что нагретая в белокалильном пламени, и когда она явится, то все эти доски вдруг сдвинутся, как легкие дощечки зеленых жалюзи в окне опочивального покоя, и плотно закроются
двери в небо.
От окна отошли, и через минуты две — слышно было — отлипла
дверь в сенях, потом стукнула щеколда в наружной
двери, и, придерживая
дверь от ветра, высунулся
высокий старый с
белой бородой мужик в накинутом полушубке сверх
белой праздничной рубахи и за ним малый в красной рубахе и кожаных сапогах.
С чувством человека, спасающегося от погони, он с силой захлопнул за собой
дверь кухни и увидел Наташу, неподвижно сидевшую на широкой лавке, в ногах у своего сынишки, который по самое горло был укутан рваной шубкой, и только его большие и черные, как и у матери, глаза с беспокойством таращились на нее. Голова ее была опущена, и сквозь располосованную красную кофту
белела высокая грудь, но Наташа точно не чувствовала стыда и не закрывала ее, хотя глаза ее были обращены прямо на вошедшего.
Не без трепета, — не от страха, конечно, а от волнения, — открыла я
высокую дверь и вошла в зал — огромное мрачноватое помещение с холодными
белыми стенами, украшенными громадными царскими портретами в тяжелых раззолоченных рамах, и двухсветными окнами, словно бы нехотя пропускавшими сюда сумеречно-голубой лунный свет.
Дьячок подпрыгнул два раза перед постелью, повалился на перину и, сердито сопя, повернулся лицом к стене. Скоро в его спину пахнуло холодом.
Дверь скрипнула, и на пороге показалась
высокая человеческая фигура, с головы до ног облепленная снегом. За нею мелькнула другая, такая же
белая…
Вначале это было слабо мерцающим огоньком, который «зовет усталого путника». Вблизи это было маленьким уединенным домиком, еле сквозившим
белыми стенами сквозь чащу
высоких черных кипарисов и еще чего-то. Только в одном окне был свет, остальные закрыты ставнями. Каменная ограда, железная решетка, крепкие
двери. И — молчание. На первый взгляд это было подозрительное что-то. Стучал Топпи — молчание. Долго стучал Я — молчание. И наконец суровый голос из-за железной
двери спросил...
Мне стало холодно… Я уже поднялась и направилась было к коридорной
двери обратно, как вдруг случайно оглянулась и… ужас сковал мои члены… Прямо на меня надвигалась
высокая белая фигура. Тихо, медленно ступала она по паперти… Вот она ближе, ближе… Холодный пот выступил у меня на лбу… ноги подкашивались, но я сделала невероятное усилие и бросилась вперед, протягивая руки к
белой фигуре.
За
дверью слышалось быстрое перешептывание, подавленный смех.
Дверь несколько раз начинала открываться и опять закрывалась, Наконец открылась. Вышла другая девочка, тоже в розовом платье и
белом фартучке. Была она немножко
выше первой, стройная; красивый овал лица, румяные щечки, густые каштановые волосы до плеч, придерживаемые гребешком. Девочка остановилась, медленно оглядела нас гордыми синими глазами. Мы опять расшаркались. Она усмехнулась, не ответила на поклон и вышла.
На Сивцевом Вражке, невдалеке от знакомого нам «красненького домика», на громадном пустыре стояла покривившаяся от времени и вросшая в землю избушка с двумя окнами и почерневшей
дверью. Летом, среди зеленого луга из
высокой травы, покрывавшей пустырь, и зимой, когда
белая снежная пелена расстилалась вокруг нее, она производила на проходящих, даже на тех, кто не знал ее владельца и обитателя, впечатление чего-то таинственного.
Лакей исчез. Через минуту в
дверях появился
высокий, худой старик, с гладко выбритым лицом в длиннополом сюртуке немецкого покроя, чисто
белой манишке с огромным черным галстуком. Вся фигура его и выражение лица с правильными, почти красивыми чертами дышали почтительностью, но не переходящей в подобострастие, а скорее смягчаемой сознанием собственного достоинства. Его большие, умные серые глаза были устремлены почти в упор на генеральшу.