Неточные совпадения
По указанию календаря наступит в марте весна, побегут грязные
ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок,
выйдет в одной рубашке на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь
к обычным трудам.
За перевалом, следуя течению воды
к востоку, мы часа в 3,5 дня
вышли на реку Инза-Лазагоу — Долина серебряной скалы. Река эта будет самым большим и ближайшим
к морю притоком Тютихе. В верховьях Инза-Лазагоу состоит тоже из 2 речек, именуемых также Сицой и Тунцой. Каждая из них, в свою очередь, слагается из нескольких мелких
ручьев.
Часам
к 3 пополудни мы действительно нашли двускатный балаганчик. Сделан он был из кедрового корья какими-то охотниками так, что дым от костра, разложенного внутри,
выходил по обе стороны и не позволял комарам проникнуть внутрь помещения. Около балагана протекал небольшой
ручей. Пришлось опять долго возиться с переправой лошадей на другой берег, но наконец и это препятствие было преодолено.
На другой же день можно было видеть, как тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали вальками на берегу
ручья. Глеб, который не без причины жаловался на потерянное время — время подходило
к осени и пора стояла, следовательно, рабочая, —
вышел к лодкам, когда на бледнеющем востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка были на Оке.
За огородом, у подошвы кремнистого обрыва, высилась группа ветел; из-под корней, приподнятых огромными камнями, вырывался
ручей; темно-холодною лентой сочился он между сугробами, покрывавшими подошву ската, огибал владения рыбака и, разделившись потом на множество рукавов, быстро спускался
к Оке, усыпая берег мелким булыжником; плетень огорода, обвешанный пестрым тряпьем и белыми рубахами, не примыкал
к избе: между ними находился маленький проулок, куда
выходили задние ворота.
Из окна чердака видна часть села, овраг против нашей избы, в нем — крыши бань, среди кустов. За оврагом — сады и черные поля; мягкими увалами они уходили
к синему гребню леса, на горизонте. Верхом на коньке крыши бани сидел синий мужик, держа в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу, глядя на Волгу, вниз. Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели
ручьи. Из ворот избы
вышла старуха, вся в черном, и, оборотясь
к воротам, сказала крепко...
— А на дворе дождь… Так и хлыщет, пылит,
ручьи пошли. Мы эту погоду клянем в поле, а им самое подходящее дело. Темно. Дождь по крыше гремит, часовой в будку убрался да, видно, задремал. Окна без решеток. Выкинули они во двор свои узелки, посмотрели: никто не увидал. Полезли и сами… Шли всю ночь. На заре
вышли к реке, куда им было сказано, смотрят, а там — никого!
Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и видит — растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть — ничего не
вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал
к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
Сын так же, как и отец, махнул рукой и выбежал на двор. Дом Ширяева стоял одиночкой у балки, которая бороздой проходила по степи верст на пять. Края ее поросли молодым дубом и ольхой, а на дне бежал
ручей. Дом одною стороною глядел на балку, другою
выходил в поле. Заборов и плетней не было. Их заменяли всякого рода стройки, тесно жавшиеся друг
к другу и замыкавшие перед домом небольшое пространство, которое считалось двором и где ходили куры, утки и свиньи.