Неточные совпадения
Марья Ивановна быстро взглянула на него и догадалась, что перед нею убийца ее
родителей. Она закрыла лицо обеими руками и упала без чувств. Я кинулся
к ней, но в эту минуту очень смело в комнату втерлась моя старинная знакомая Палаша и стала ухаживать за своею барышнею. Пугачев
вышел из светлицы, и мы трое сошли в гостиную.
Он ясно и настойчиво передал нам, очнувшись, на расспросы наши, что в то еще время, когда,
выйдя на крыльцо и заслышав в саду некоторый шум, он решился войти в сад чрез калитку, стоявшую отпертою, то, войдя в сад, еще прежде чем заметил вас в темноте убегающего, как вы сообщили уже нам, от отворенного окошка, в котором видели вашего
родителя, он, Григорий, бросив взгляд налево и заметив действительно это отворенное окошко, заметил в то же время, гораздо ближе
к себе, и настежь отворенную дверь, про которую вы заявили, что она все время, как вы были в саду, оставалась запертою.
Про нее уведомлял Евгений Павлович в одном довольно нескладном письме из Парижа, что она, после короткой и необычайной привязанности
к одному эмигранту, польскому графу,
вышла вдруг за него замуж, против желания своих
родителей, если и давших наконец согласие, то потому, что дело угрожало каким-то необыкновенным скандалом.
Только раз это бобылка приходит
к нему тоже будто бы с этим на поклон: «Батюшка, ваше высокоблагородие, говорит, я, говорит, сегодня
родителей поминала, блины у меня очень поминальные хороши
вышли!» — и подает ему, знаете, чудеснейших блинов.
Вышел я тогда, как у нас говорят, из ученья, поехал, разумеется,
к родителям,
к папеньке,
к маменьке…
—
Выхожу я, сударь, после обедни из алтаря, чтобы святителю по моему заказу молебен отслужить, а смотрю — пред аналоем с иконой стоит сама Марфа Андревна,
к обедне пожаловали, а за нею вот они самые, сестрица Марья Афанасьевна, которую пред собой изволите видеть,
родители мои и братец.
Несомненные чему признаки из нижеследующего явствуют: во-1-х, оный злокачественный дворянин начал
выходить часто из своих покоев, чего прежде никогда, по причине своей лености и гнусной тучности тела, не предпринимал; во-2-х, в людской его, примыкающей о самый забор, ограждающий мою собственную, полученную мною от покойного
родителя моего, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, землю, ежедневно и в необычайной продолжительности горит свет, что уже явное есть
к тому доказательство, ибо до сего, по скаредной его скупости, всегда не только сальная свеча, но даже каганец был потушаем.
—
Выхожу я, сударь, после обедни из алтаря, чтобы святителю молебен петь, а смотрю, пред аналоем с иконою стоит сама Марфа Андревна,
к обедне пожаловала, а за нею сестрица Марья Афанасьевна,
родители мои и братец.
Она обыкновенно, встав поутру, завивала с полчаса свои волосы в папильотки, во время, кофе припекала их, а часу в первом, приведя в окончание свой туалет,
выходила в гостиную, где принимала поздравления, здоровалась и прощалась с женихом, появлявшимся на несколько минут; после обеда она обыкновенно уходила
к себе в комнату и не
выходила оттуда до тех нор, покуда не вызывали ее внимательные
родители, очень прилежно следившие за нею.
Отдохнув немного после свадебного шуму, новые мои
родители начали предлагать мне, чтобы я переехал с женою в свою деревню, потому что им-де накладно целую нас семью содержать на своем иждивении. Я поспешил отправиться, чтобы устроить все
к нашей жизни — и, признаться, сильное имел желание дать свадебный бал для всех соседей и для тех гордых некогда девушек, кои за меня не хотели первоначально
выйти. Каково им будет глядеть на меня, что. я без них женился! Пусть мучатся!
Но
родители были очень изумлены, когда Наташа призадумалась, прочитав письмо, никакого нерасположения или неприятного чувства
к предложению Солобуевых не показала, а тихо и скромно промолвила, что Афанасья Флегонтовича она почти не видала, но что он не показался ей хворым и противным, а напротив, веселым человеком и что старика Флегонта Афанасьича она так полюбила, что за него согласилась бы
выйти замуж…
— Что же из этого? Я этого,
к сожалению, и не могу оспаривать, но это нимало не мешает Машеньке быть прекрасною девушкой, из которой
выйдет прекрасная жена. Ты, верно, забыл то, над чем мы с тобою не раз останавливались: вспомни, что у Тургенева — все его лучшие женщины, как на подбор, имели очень непочтенных
родителей.
А
вышло потом, что по ремонтере она слезки роняла: тот утек восвояси, улепетнул подобру-поздорову, потому что, знаете, знать (оно пришлось теперь
к слову сказать) пришло ему время уехать, срок
вышел, оно не то чтобы и казенный был срок-то! а так… уж после
родители дражайшие спохватились, узнали всю подноготную, да что делать, втихомолку зашили беду, — своего дому прибыло!..
Так и
вышло; но до всякого счастья надо, знаете, покорное терпение, и мне тоже даны были два немалые испытания: во-первых,
родители мои померли, оставив меня в очень молодых годах, а во-вторых, квартирка, где я жил, сгорела ночью на самое Рождество, когда я был в божьем храме у заутрени, — и там погорело все мое заведение, — и утюг, и колодка, и чужие вещи, которые были взяты для штопки. Очутился я тогда в большом злострадании, но отсюда же и начался первый шаг
к моему счастию.
Это, должно быть, имело общественное значение, потому что при всяком случае, когда мои
родители знакомили с кем-нибудь майора Алымова, то непременно
к громко произнесенной рекомендации его прибавляли потише, что он «
вышел по истории».
Называла по именам дома богатых раскольников, где от того либо другого рода воспитания
вышли дочери такие, что не приведи Господи: одни Бога забыли, стали пристрастны
к нововводным обычаям, грубы и непочтительны
к родителям, покинули стыд и совесть, ударились в такие дела, что нелеть и глаголати… другие, что у мастериц обучались, все, сколько ни знала их Макрина, одна другой глупее
вышли, все как есть дуры дурами — ни встать, ни сесть не умеют, а чтоб с хорошими людьми беседу вести, про то и думать нечего.
Если это сравнить с заботами педагога, приступающего
к принятию в свои руки испорченного мальчика, в педагогическом романе Ауэрбаха «Дача на Рейне», или в английском романе «Кенельм Чилингли», то
выходит, что педагоги чужих стран несравненно больше склонны были думать о сердцах своих воспитанников, чем о себе, или еще о таких вещах, как «светская обстановка»
родителей.
— Звание свое забывает! — сказала она. — Что ж? Жалилась я и тебе, братец, и его
родителям, и
к отцу Григорию его возила, чтоб наставление ему прочел, и сама всякие меры принимала, ничего же не
вышло! Поневоле приходится господина предводителя беспокоить…
Навернула машина на колеса, сколько ей верст до Питера полагается, — и стоп.
Вышел родитель из вагона, бороду рукой обмел, да так, не пивши, не евши,
к военному министру и попер. Дорогу не по вехам искать: прямо от вокзалу разворот до Главного штабу идет, пьяный не собьется.