Неточные совпадения
— Лозунг командующих классов — назад, ко всяческим примитивам в литературе, в искусстве, всюду. Помните приглашение «назад к Фихте»? Но — это
вопль испуганного схоласта, механически воспринимающего всякие идеи и
страхи, а конечно, позовут и дальше — к церкви, к чудесам, к черту, все равно — куда, только бы дальше
от разума истории, потому что он становится все более враждебен людям, эксплуатирующим чужой труд.
— Кричишь? —
завопил Митя. — Где она? — Но, не дав ответить еще слова обомлевшей
от страху Фене, он вдруг повалился ей в ноги...
Раздирающий душу
вопль генеральши, покатившейся в кресле; столбняк девицы Перепелицыной перед неожиданным поступком до сих пор всегда покорного дяди; ахи и охи приживалок; испуганная до обморока Настенька, около которой увивался отец; обезумевшая
от страха Сашенька; дядя, в невыразимом волнении шагавший по комнате и дожидавшийся, когда очнется мать; наконец, громкий плач Фалалея, оплакивавшего господ своих, — все это составляло картину неизобразимую.
— «Камо гряду
от лица твоего и
от гнева твоего камо бегу?» — старательно выпевал Никита
вопль страха, отчаяния, а память подсказывала ему печальную поговорку: «Не любя жить — горе, а полюбишь — вдвое», и он смущённо чувствовал, что горе Натальи светит ему надеждой на счастье.
Боровцов. И опять же ваша пешая служба супротив морской много легче. Вы то возьмите: другой раз пошлют с кораблем-то отыскивать, где конец свету; ну и плывут. Видят моря такие, совсем неведомые, морские чудища круг корабля подымаются, дорогу загораживают,
вопят разными голосами; птица Сирен поет; и нет такой души на корабле, говорят, которая бы не ужасалась
от страха, в онемение даже приходят. Вот это — служба.
— Да, матушка, едино Божие милосердие сохранило нас
от погибели, — отозвался Василий Борисыч. — Грешный человек, совсем в жизни отчаялся. «Восскорбех печалию моей и смутихся… Сердце мое смутися во мне,
страх смерти нападе на мя, болезнь и трепет прииде на мя… но к Богу воззвах, и Господь услыша мя». Все, матушка, этот самый — пятьдесят четвертый псалом я читал… И услышал Господь грешный
вопль мой!..
Хозяйка нумеров бегала по коридору и
вопила… кто-то побежал за полицией, кто-то накинулся на хозяйку, да заодно уж и ее избил; одна женщина, обезумев
от страха и побоев, в растерзанном виде бегала по коридору и ревмя ревела неистовым, истерическим голосом — и все это среди чада и смрада, в тумане табачного дыма, при тусклом свете коридорной лампочки.
А боль? А
страх? А бешеное биение сердца? А неописуемый ужас живого тела, которому предстоит сию минуту быть раздробленным железными, тяжелыми катящимися колесами? И это мгновение, когда она решилась упасть, и руки отлипли
от поручней, и вместо их твердости и защиты — пустота падения, наклон, невозвратность? И этот последний
вопль, беззвучный, как молитва, как зов о помощи во сне: полковник! Яков Сергеич!
Генеральша задыхалась
от смешанных чувств, которые подняло в ней это открытие. И
страх, и радость, и любопытство… все вместе ее совсем одурманило; и чтобы что-нибудь сделать, она бросилась к Мифимке с раскрытыми пригоршнями и
завопила...