Неточные совпадения
Ветер и волны, раскачивая,
несли лодку в гибельный простор.
Пока
ветер качал и гнул к земле деревья, столбами
нес пыль, метя поля, пока молнии жгли воздух и гром тяжело, как хохот, катался в небе, бабушка не смыкала глаз, не раздевалась, ходила из комнаты в комнату, заглядывала, что делают Марфенька и Верочка, крестила их и крестилась сама, и тогда только успокаивалась, когда туча, истратив весь пламень и треск, бледнела и уходила вдаль.
Несет ли попутным
ветром по десяти узлов в час — «славно, отлично!» — говорит он.
18 мая мы вошли в Татарский пролив. Нас сутки хорошо
нес попутный
ветер, потом задержали штили, потом подули противные N и NO
ветра, нанося с матсмайского берега холод, дождь и туман. Какой скачок от тропиков! Не знаем, куда спрятаться от холода. Придет ночь — мученье раздеваться и ложиться, а вставать еще хуже.
Опять пошли по узлу, по полтора, иногда совсем не шли. Сначала мы не тревожились, ожидая, что не сегодня, так завтра задует поживее; но проходили дни, ночи, паруса висели, фрегат только качался почти на одном месте, иногда довольно сильно, от крупной зыби, предвещавшей, по-видимому,
ветер. Но это только слабое и отдаленное дуновение где-то, в счастливом месте, пронесшегося
ветра. Появлявшиеся на горизонте тучки, казалось,
несли дождь и перемену: дождь точно лил потоками, непрерывный, а
ветра не было.
«И зачем они все собралась тут?» думал Нехлюдов, невольно вдыхая вместе с пылью, которую
нес на него холодный
ветер, везде распространенный запах прогорклого масла свежей краски.
Шагом идет — как в руках
несет; рысью — что в зыбке качает, а поскачет, так и
ветру за ним не угнаться!
Но сильный
ветер, безгранично властвуя степью, склоняет до пожелтевших корней слабые, гибкие кусты ковыля, треплет их, хлещет, рассыпает направо и налево, бьет об увядшую землю,
несет по своему направлению, и взору представляется необозримое пространство, все волнующееся и все как будто текущее в одну сторону.
С невероятной быстротой снег
несло ветром сплошной стеной.
«Квас
неси», — повторяет тот же бабий голос, — и вдруг находит тишина мертвая; ничто не стукнет, не шелохнется;
ветер листком не шевельнет; ласточки несутся без крика одна за другой по земле, и печально становится на душе от их безмолвного налета.
Работы у «убитых коломенок» было по горло. Мужики вытаскивали из воды кули с разбухшим зерном, а бабы расшивали кули и рассыпали зерно на берегу, чтобы его охватывало
ветром и сушило солнышком. Но зерно уже осолодело и от него
несло затхлым духом. Мыс сразу оживился. Бойкие заводские бабы работали с песнями, точно на помочи. Конечно, в первую голову везде пошла развертная солдатка Аннушка, а за ней Наташка. Они и работали везде рядом, как привыкли на фабрике.
В этом крике было что-то суровое, внушительное. Печальная песня оборвалась, говор стал тише, и только твердые удары ног о камни наполняли улицу глухим, ровным звуком. Он поднимался над головами людей, уплывая в прозрачное небо, и сотрясал воздух подобно отзвуку первого грома еще далекой грозы. Холодный
ветер, все усиливаясь, враждебно
нес встречу людям пыль и сор городских улиц, раздувал платье и волосы, слепил глаза, бил в грудь, путался в ногах…
Я шел один — по сумеречной улице.
Ветер крутил меня,
нес, гнал — как бумажку, обломки чугунного неба летели, летели — сквозь бесконечность им лететь еще день, два… Меня задевали юнифы встречных — но я шел один. Мне было ясно: все спасены, но мне спасения уже нет, я не хочу спасения…
И такой это день был осенний, сухой, солнце светит, а холодно, и
ветер, и пыль
несет, и желтый лист крутит; а я не знаю, какой час, и что это за место, и куда та дорога ведет, и ничего у меня на душе нет, ни чувства, ни определения, что мне делать; а думаю только одно, что Грушина душа теперь погибшая и моя обязанность за нее отстрадать и ее из ада выручить.
Как усну, а лиман рокочет, а со степи теплый
ветер на меня
несет, так точно с ним будто что-то плывет на меня чародейное, и нападает страшное мечтание: вижу какие-то степи, коней, и все меня будто кто-то зовет и куда-то манит: слышу, даже имя кричит: «Иван!
Все опричники, одетые однолично в шлыки и черные рясы,
несли смоляные светочи. Блеск их чудно играл на резных столбах и на стенных украшениях.
Ветер раздувал рясы, а лунный свет вместе с огнем отражался на золоте, жемчуге и дорогих каменьях.
Так, глядя на зелень, на небо, на весь божий мир, Максим пел о горемычной своей доле, о золотой волюшке, о матери сырой дуброве. Он приказывал коню
нести себя в чужедальнюю сторону, что без
ветру сушит, без морозу знобит. Он поручал
ветру отдать поклон матери. Он начинал с первого предмета, попадавшегося на глаза, и высказывал все, что приходило ему на ум; но голос говорил более слов, а если бы кто услышал эту песню, запала б она тому в душу и часто, в минуту грусти, приходила бы на память…
Это тишина пред бурей: все запоздавшее спрятать себя от невзгоды пользуется этою последнею минутой затишья; несколько пчел пронеслось мимо Туберозова, как будто они не летели, а
несло их напором
ветра.
Ветер налетал порывами и
нес по улицам пыльные вихри.
Матушка и моя старая няня, возвращавшаяся с нами из-за границы, высвободившись из-под вороха шуб и меховых одеял, укутывавших наши ноги от пронзительного
ветра, шли в «упокой» пешком, а меня Борис Савельич
нес на руках, покинув предварительно свой кушак и шапку в тарантасе. Держась за воротник его волчьей шубы, я мечтал, что я сказочный царевич и еду на сказочном же сером волке.
Бойня находилась за кладбищем, и раньше я видел ее только издали. Это были три мрачных сарая, окруженные серым забором, от которых, когда дул с их стороны
ветер, летом в жаркие дни
несло удушливою вонью. Теперь, войдя во двор, в потемках я не видел сараев; мне все попадались лошади и сани, пустые и уже нагруженные мясом; ходили люди с фонарями и отвратительно бранились. Бранились и Прокофий и Николка так же гадко, и в воздухе стоял непрерывный гул от брани, кашля и лошадиного ржанья.
Ветер дул в корму нам, и я мало заботился о том, куда нас
несёт, стараясь только, чтобы нос стоял поперёк пролива.
Позади — скучное лето с крикливыми, заносчивыми, требовательными дачниками, впереди — суровая зима, свирепые норд-осты, ловля белуги за тридцать — сорок верст от берега, то среди непроглядного тумана, то в бурю, когда смерть висит каждую минуту над головой и никто в баркасе не знает, куда их
несут зыбь, течение и
ветер!
— Я радуюсь за вас, — сказал Соломон. — Но тот же
ветер развеял у бедной женщины муку, которую она
несла в чаше. Не находите ли вы справедливым, что вам нужно вознаградить ее?
Вы знаете, что это?
Ветер подымал с земли сухой снег и
нес нам навстречу ровно, беспрерывно, упорно… Это не метель, но хуже всякой метели… В такую погоду всякое движение останавливается; кажется, мы действительно кой-чем рисковали в это утро. Мне потом отрезали два пальца…
Действительно, теперь слева у них была та самая рига, с которой
несло снег, и даже та же веревка с замерзшим бельем, рубахами и портками, которые всё так же отчаянно трепались от
ветра.
Шаблова (заглянув в печь). Прогорели совсем дрова, хоть закрывать, так в ту ж пору. Угару бы не было! Ну, да ведь голова-то своя, а за дрова деньги плачены. Что тепло-то на
ветер пускать! Аль погодить? Кого это бог
несет? Какая-то женщина, да словно как незнакомая. Отпереть пойти. (Идет в переднюю и отпирает.)
Власич, без шляпы, в ситцевой рубахе и высоких сапогах, согнувшись под дождем, шел от угла дома к крыльцу; за ним работник
нес молоток и ящик с гвоздями. Должно быть, починяли ставню, которая хлопала от
ветра. Увидев Петра Михайлыча, Власич остановился.
— Знаю про то, Захаровна, и вижу, — продолжал Патап Максимыч, — я говорю для того, что ты баба. Стары люди не с
ветру сказали: «Баба что мешок: что в него положишь, то и
несет». И потому, что ты есть баба, значит, разумом не дошла, то, как меня не станет, могут тебя люди разбить. Мало ль есть в миру завистников? Впутаются не в свое дело и все вверх дном подымут.
Когда не знали магнита, по морю не плавали далеко. Как выйдут далеко в море, что земли не видать, то только по солнцу и по звездам и знали, куда плыть. А если пасмурно, не видать солнца и звезд, то и не знают сами, куда плыть. А корабль
несет ветром и занесет на камни и разобьет.
Волк хотел поймать из стада овцу и зашел под
ветер, чтобы на него
несло пыль от стада.
Наш корабль стоял на якоре у берега Африки. День был прекрасный, с моря дул свежий
ветер; но к вечеру погода изменилась: стало душно и точно из топленной печки
несло на нас горячим воздухом с пустыни Сахары.
Страшный
ветер отрывал от пожара целые клубы пламени и
нес их в воздухе отдельными клочьями.
И «Коршун», слегка и плавно раскачиваясь,
несет на себе все паруса, какие только у него есть, и с ровным попутным
ветром, дующим почти в корму, бежит себе узлов [Узлом измеряют пройденное кораблем расстояние, он равняется 1/120 части итальянской мили, то есть 50 ф. 8 д. [Узел — 1 миля (1852 м) в час]. — Ред.] по девяти, по десяти в час, радуя своих обитателей хорошим ходом.
Небольшой «брамсельный» [Слабый
ветер, позволяющий
нести брамселя — третьи снизу прямые паруса.
Причина этого явления скоро разъяснилась.
Ветер, пробегающий по долине реки Сонье, сжатый с боков горами, дул с большой силой. В эту струю и попали наши лодки. Но как только мы отошли от берега в море, где больше было простора,
ветер подул спокойнее и ровнее. Это заметили удэхейцы, но умышленно ничего не сказали стрелкам и казакам, чтобы они гребли энергичнее и чтобы нас не
несло далеко в море.
Они в сенях встретили Форова, который осторожно
нес на руках человека, укутанного в долгорунную баранью шубу майора, а Лариса поддерживала ноги больного и прикрывала от
ветра его истощенное тело.
Никакие живые люди не могут и не могли говорить того, что говорит Лир, что он в гробу развелся бы с своей женой, если бы Регана не приняла его, или что небеса прорвутся от крика, что
ветры лопнут, или что
ветер хочет сдуть землю в море, или что кудрявые воды хотят залить берег, как описывает джентльмен бурю, или что легче
нести свое горе и душа перескакивает много страданий, когда горе имеет дружбу, и перенесение (горя) — товарищество, что Лир обездетен, а я обезотечен, как говорит Эдгар, и т. п. неестественные выражения, которыми переполнены речи всех действующих лиц во всех драмах Шекспира.
Ночь мы промерзли в палатках. Дул сильный
ветер, из-под полотнищ
несло холодом и пылью. Утром напились чаю и пошли к баракам.
Дул резкий
ветер,
неся с собою пронизывающий до костей холод, в воздухе стояла какая-то мгла, не то туман, не то изморозь, сквозь которую еле пробивался свет электрических фонарей Невского проспекта, не говоря уже о газовых, слабо мерцавших во мраке на остальных улицах приневской столицы.
В это время на небе насупилась туча,
ветер завыл, будто прорванная плотина, и стал прохватывать художника. Он ощупал голову. Андрюша предупредил его и подал берет, который за ним
нес, когда отец выходил из дому, а потом положил недалече от него, между камнями. Аристотель накрыл голову.