Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь
вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое
хорошие правила и солидность в поступках.
Молчать! уж
лучше слушайте,
К чему я речь
веду:
Тот Оболдуй, потешивший
Зверями государыню,
Был корень роду нашему,
А было то, как сказано,
С залишком двести лет.
Стародум. От двора, мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что
лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях — то начинать. Поговорим-ка
лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог
велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
— Я не нахожу, — уже серьезно возразил Свияжский, — я только вижу то, что мы не умеем
вести хозяйство и что, напротив, то хозяйство, которое мы
вели при крепостном праве, не то что слишком высоко, а слишком низко. У нас нет ни машин, ни рабочего скота
хорошего, ни управления настоящего, ни считать мы не умеем. Спросите у хозяина, — он не знает, что ему выгодно, что невыгодно.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам
лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо,
велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
— Она очень милая, очень, очень жалкая,
хорошая женщина, — говорил он, рассказывая про Анну, ее занятия и про то, что она
велела сказать.
— Да так же и
вести, как Михаил Петрович: или отдать исполу, или внаймы мужикам; это можно, но только этим самым уничтожается общее богатство государства. Где земля у меня при крепостном труде и
хорошем хозяйстве приносила сам-девять, она исполу принесет сам-третей. Погубила Россию эмансипация!
«Мне нужно переговорить с вами о важном и грустном деле. Там мы условимся, где.
Лучше всего у меня, где я
велю приготовить ваш чай. Необходимо. Он налагает крест, но Он дает и силы», прибавила она, чтобы хоть немного приготовить его.
И он стал прислушиваться, приглядываться и к концу зимы высмотрел место очень
хорошее и
повел на него атаку, сначала из Москвы, через теток, дядей, приятелей, а потом, когда дело созрело, весной сам поехал в Петербург.
Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не
велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что
лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Все это произвело ропот, особенно когда новый начальник, точно как наперекор своему предместнику, объявил, что для него ум и
хорошие успехи в науках ничего не значат, что он смотрит только на поведенье, что если человек и плохо учится, но хорошо
ведет себя, он предпочтет его умнику.
Не угощай и не потчевай никого, а
веди себя
лучше так, чтобы тебя угощали, а больше всего береги и копи копейку: эта вещь надежнее всего на свете.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да
ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж
лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением в лице и в глазах, как в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит; что ни один из учеников в течение круглого года не кашлянул и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Так как разговор, который путешественники
вели между собою, был не очень интересен для читателя, то сделаем
лучше, если скажем что-нибудь о самом Ноздреве, которому, может быть, доведется сыграть не вовсе последнюю роль в нашей поэме.
Поздно уже, почти в сумерки, возвратился он к себе в гостиницу, из которой было вышел в таком
хорошем расположении духа, и от скуки
велел подать себе чаю.
Потом Ноздрев
велел принести бутылку мадеры,
лучше которой не пивал сам фельдмаршал.
«Ну, что соседки? Что Татьяна?
Что Ольга резвая твоя?»
— Налей еще мне полстакана…
Довольно, милый… Вся семья
Здорова; кланяться
велели.
Ах, милый, как
похорошелиУ Ольги плечи, что за грудь!
Что за душа!.. Когда-нибудь
Заедем к ним; ты их обяжешь;
А то, мой друг, суди ты сам:
Два раза заглянул, а там
Уж к ним и носу не покажешь.
Да вот… какой же я болван!
Ты к ним на той неделе зван...
— Я думаю, что у него очень
хорошая мысль, — ответил он. — О фирме, разумеется, мечтать заранее не надо, но пять-шесть книг действительно можно издать с несомненным успехом. Я и сам знаю одно сочинение, которое непременно пойдет. А что касается до того, что он сумеет
повести дело, так в этом нет и сомнения: дело смыслит… Впрочем, будет еще время вам сговориться…
Баснь эту лишним я почёл бы толковать;
Но ка́к здесь к слову не сказать,
Что
лучше верного держаться,
Чем за обманчивой надеждою гоняться?
Найдётся тысячу несчастных от неё
На одного, кто не был ей обманут,
А мне, что́ говорить ни станут,
Я буду всё твердить своё:
Что́ впереди — бог
весть; а что моё — моё!
— Да, — начал Базаров, — странное существо человек. Как посмотришь этак сбоку да издали на глухую жизнь, какую
ведут здесь «отцы», кажется: чего
лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.
«Нет, — решила она наконец, — бог знает, куда бы это
повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки
лучше всего на свете».
Одну из них, богиню Молчания, с пальцем на губах, привезли было и поставили; но ей в тот же день дворовые мальчишки отбили нос, и хотя соседний штукатур брался приделать ей нос «вдвое
лучше прежнего», однако Одинцов
велел ее принять, и она очутилась в углу молотильного сарая, где стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас баб.
Клим рассказал, что бог
велел Аврааму зарезать Исаака, а когда Авраам хотел резать, бог сказал: не надо,
лучше зарежь барана. Отец немного посмеялся, а потом, обняв сына, разъяснил, что эту историю надобно понимать...
Она стояла пред ним в дорогом платье, такая пышная, мощная, стояла, чуть наклонив лицо, и
хорошие глаза ее смотрели строго, пытливо. Клим не успел ответить, в прихожей раздался голос Лютова. Алина обернулась туда, вошел Лютов,
ведя за руку маленькую женщину с гладкими волосами рыжего цвета.
Красавина. Да вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда ездить, так у себя дома сделай: позови баб побольше,
вели приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного,
хорошего; позови музыку полковую: мы будем пить, а она чтоб играла. Потом все в сад, а музыка чтоб впереди, да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой да песни, а там опять маршем. Да так чтобы три дня кряду, а начинать с утра. А вороты
вели запереть, чтобы не ушел никто. Вот тебе и будет весело.
— Не брани меня, Андрей, а
лучше в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и
веди меня куда хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
— Сама ходила, смотрела, Илья Ильич, не было
хорошей говядины! Зато вам кисель из вишневого сиропа
велела сделать: знаю, что вы охотник, — добавила она, обращаясь к Алексееву.
— Вот, сорок копеек на пустяки бросать! — заметила она. —
Лучше подождем, не будет ли из города оказии туда. Ты
вели узнавать мужикам.
— Да, это mauvais genre! [дурной тон! (фр.)] Ведь при вас даже неловко сказать «мужик» или «баба», да еще беременная… Ведь «
хороший тон» не
велит человеку быть самим собой… Надо стереть с себя все свое и походить на всех!
«Бабушка
велела, чтоб ужин был
хороший — вот что у меня на душе: как я ему скажу это!..» — подумала она.
Вера думала, что отделалась от книжки, но неумолимая бабушка без нее не
велела читать дальше и сказала, что на другой день вечером чтение должно быть возобновлено. Вера с тоской взглянула на Райского. Он понял ее взгляд и предложил
лучше погулять.
Катерина Николаевна сходила вниз, в своей шубе, и рядом с ней шел или,
лучше сказать,
вел ее высокий стройный офицер, в форме, без шинели, с саблей; шинель нес за ним лакей.
«Зачем ему секретарь? — в страхе думал я, — он пишет
лучше всяких секретарей: зачем я здесь? Я — лишний!» Мне стало жутко. Но это было только начало страха. Это опасение я кое-как одолел мыслью, что если адмиралу не недостает уменья, то недостанет времени самому писать бумаги,
вести всю корреспонденцию и излагать на бумагу переговоры с японцами.
— «Чем же это
лучше Японии? — с досадой сказал я, — нечего делать,
велите мне заложить коляску, — прибавил я, — я проедусь по городу, кстати куплю сигар…» — «Коляски дать теперь нельзя…» — «Вы шутите, гocподин Демьен?» — «Нимало: здесь ездят с раннего утра до полудня, потом с пяти часов до десяти и одиннадцати вечера; иначе заморишь лошадей».
Люди наши, заслышав приказ, вытащили весь багаж на палубу и стояли в ожидании, что делать. Между вещами я заметил зонтик, купленный мной в Англии и валявшийся где-то в углу каюты. «Это зачем ты взял?» — спросил я Тимофея. «Жаль оставить», — сказал он. «Брось за борт, —
велел я, — куда всякую дрянь везти?» Но он уцепился и сказал, что ни за что не бросит, что эта вещь
хорошая и что он охотно повезет ее через всю Сибирь. Так и сделал.
Что это такое? как я ни был приготовлен найти что-нибудь оригинальное, как много ни слышал о том, что Вампоа богат, что он живет хорошо, но то, что мы увидели, далеко превзошло ожидание. Он тотчас
повел нас показать сад, которым окружена дача. Про китайские сады говорят много
хорошего и дурного.
От островов Бонинсима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех местах. Небо и море спорят друг с другом, кто
лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них
вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Вина в самом деле пока в этой стороне нет — непьющие этому рады: все, поневоле,
ведут себя хорошо, не разоряются. И мы рады, что наше вино вышло (разбилось на горе, говорят люди), только Петр Александрович жалобно по вечерам просит рюмку вина, жалуясь, что зябнет. Но без вина решительно
лучше, нежели с ним: и люди наши трезвы, пьют себе чай, и, слава Богу, никто не болен, даже чуть ли не здоровее.
Солдат
повел Нехлюдова на другое крыльцо и подошел по доскам к другому входу. Еще со двора было слышно гуденье голосов и внутреннее движение, как в
хорошем, готовящемся к ройке улье, но когда Нехлюдов подошел ближе, и отворилась дверь, гуденье это усилилось и перешло в звук перекрикивающихся, ругающихся, смеющихся голосов. Послышался переливчатый звук цепей, и пахнуло знакомым тяжелым запахом испражнений и дегтя.
Вчера было глупость мне в голову пришла, когда я тебе на сегодня
велел приходить: хотел было я через тебя узнать насчет Митьки-то, если б ему тысячку, ну другую, я бы теперь отсчитал, согласился ли бы он, нищий и мерзавец, отселева убраться совсем, лет на пять, а
лучше на тридцать пять, да без Грушки и уже от нее совсем отказаться, а?
Не скажу, чтобы были скверные; все эти молодые люди были
хорошие, да вели-то себя скверно, а пуще всех я.
— Нисколько. Я как прочел, то тотчас и подумал, что этак все и будет, потому что я, как только умрет старец Зосима, сейчас должен буду выйти из монастыря. Затем я буду продолжать курс и сдам экзамен, а как придет законный срок, мы и женимся. Я вас буду любить. Хоть мне и некогда было еще думать, но я подумал, что
лучше вас жены не найду, а мне старец
велит жениться…
Но когда, вернувшись с псарного двора, где, по словам его доезжачего, последние две гончие «окочурились», он встретил служанку, которая трепетным голосом доложила ему, что Мария, мол, Акинфиевна
велели им кланяться,
велели сказать, что желают им всего
хорошего, а уж больше к ним не вернутся, — Чертопханов, покружившись раза два на месте и издав хриплое рычание, тотчас бросился вслед за беглянкой — да кстати захватил с собой пистолет.
Разве в
хороший летний день
велит заложить беговые дрожки и съездит в поле на хлеба посмотреть да васильков нарвать.
— Я ничего не говорю, Александр; я только занимаюсь теоретическими вопросами. Вот еще один. Если в ком-нибудь пробуждается какая-нибудь потребность, —
ведет к чему-нибудь
хорошему наше старание заглушить в нем эту потребность? Как по — твоему? Не так ли вот: нет, такое старание не
ведет ни к чему
хорошему. Оно приводит только к тому, что потребность получает утрированный размер, — это вредно, или фальшивое направление, — это и вредно, и гадко, или, заглушаясь, заглушает с собою и жизнь, — это жаль.
Мы остановились у подъезда, Вера Павловна
повела меня по очень
хорошей лестнице, знаешь, одной из тех лестниц, на которых нередко встречаются швейцары.
Хорошо, мой милый: вот я твоя невеста, буду твоя жена, а ты все-таки обращайся со мною, как
велят обращаться с посторонней: это, мой друг, мне кажется,
лучше для того, чтобы было прочное согласие, чтобы поддерживалась любовь.
Бедная квартира
поведет к предложению невыгодных условий гувернантке; без почтенности и видимой
хорошей семейной жизни рекомендующего лица не будут иметь выгодного мнения о рекомендуемой девушке.
Таким образом, проработали месяц, получая в свое время условленную плату, Вера Павловна постоянно была в мастерской, и уже они успели узнать ее очень близко как женщину расчетливую, осмотрительную, рассудительную, при всей ее доброте, так что она заслужила полное доверие. Особенного тут ничего не было и не предвиделось, а только то, что хозяйка —
хорошая хозяйка, у которой дело пойдет: умеет
вести.