Неточные совпадения
Голоса плыли мимо окна камеры Клима, ласково гладя теплую тишину
весенней ночи, щедро насыщая ее русской печалью, любимой и прославленной за то, что она смягчает сердце.
Я уже имел случай говорить о сивках, особенно об их
голосе, или писке, описывая
весенний пролет птицы.
Быстро промелькнула в памяти Ромашова черная
весенняя ночь, грязь, мокрый, скользкий плетень, к которому он прижался, и равнодушный
голос Степана из темноты: «Ходит, ходит каждый день…» Вспомнился ему и собственный нестерпимый стыд. О, каких будущих блаженств не отдал бы теперь подпоручик за двугривенный, за один другривенный!
Он подошел к окну, прислонился лбом к углу стены рядом с Ромашовым и, задумчиво глядя в теплый мрак
весенней ночи, заговорил вздрагивающим, глубоким, проникновенным
голосом...
Потом большой, черной, молчаливой толпою шли среди леса по плохо укатанной, мокрой и мягкой
весенней дороге. Из леса, от снега перло свежим, крепким воздухом; нога скользила, иногда проваливалась в снег, и руки невольно хватались за товарища; и, громко дыша, трудно, по цельному снегу двигались по бокам конвойные. Чей-то
голос сердито сказал...
И вот однажды, спустя месяца три, тихим
весенним вечером, в то время когда музыканты играли вальс «Ожидание», чей-то тонкий
голос воскликнул испуганно...
Нет, я мог бы еще многое придумать и раскрасить; мог бы наполнить десять, двадцать страниц описанием Леонова детства; например, как мать была единственным его лексиконом; то есть как она учила его говорить и как он, забывая слова других, замечал и помнил каждое ее слово; как он, зная уже имена всех птичек, которые порхали в их саду и в роще, и всех цветов, которые росли на лугах и в поле, не знал еще, каким именем называют в свете дурных людей и дела их; как развивались первые способности души его; как быстро она вбирала в себя действия внешних предметов, подобно
весеннему лужку, жадно впивающему первый
весенний дождь; как мысли и чувства рождались в ней, подобно свежей апрельской зелени; сколько раз в день, в минуту нежная родительница целовала его, плакала и благодарила небо; сколько раз и он маленькими своими ручонками обнимал ее, прижимаясь к ее груди; как
голос его тверже и тверже произносил: «Люблю тебя, маменька!» и как сердце его время от времени чувствовало это живее!
На дворе давно стояла
весенняя голубая ночь с высоким молодым месяцем; где-то лаяла собака и слышался смешанный гул пьяных
голосов.
Обитель точно утонула в болоте. Дорога колесила, пробираясь сухими местами. Перекинутые временные мостики показывали черту
весеннего половодья. Неудобнее места трудно было себе представить, но какая-то таинственная сила чувствовалась именно здесь. Есть обители нарядные, показные, которые красуются на видных местах, а тут сплошное болото освещалось тихим
голосом монастырского колокола, призывавшим к жизни.
Слышатся в них и глухой, перекатный шум родных лесов, и тихий всплеск родных волн, и веселые звуки
весенних хороводов, и последний замирающий лепет родителя, дающего детям предсмертное благословение, и сладкий шепот впервые любимой девушки, и нежный
голос матери, когда, бывало, погруженная в думу о судьбе своего младенца, заведет она тихую, унылую песенку над безмятежной его колыбелью…
Ребятишки босиком, в одних рубашонках, по-летнему, кишат на улице, бегают по всполью — обедать даже не скоро домой загонишь их… Стоном стоят тоненькие детские
голоса… Жмурясь и щурясь, силятся они своими глазенками прямо смотреть на солнышко и, резво прыгая, поют ему
весеннюю песню...
А какая тут могила! По деревне стоном стоят
голоса… После праздника
весенние хлопоты подоспели: кто борону вяжет, кто соху чинит, кто в кузнице сошник либо полицу перековывает — пахота не за горами… Не налюбуются пахари на изумрудную зелень, пробившуюся на озимых полях. «Поднимайся, рожь зеленая, охрани тебя, матушку, Небесный Царь!.. Уроди, Господи, крещеным людям вдоволь хлебушка!..» — молят мужики.
Граф не умеет молчать даже в тихий
весенний вечер, когда человеческий
голос менее всего приятен.
Проснулся Иван Ильич поздно. Долго кашлял, отхаркивался, кряхтел. Голову кружило, под сердцем шевелилась тошнотная муть.
Весеннее солнце светило в щели ставень. В кухне звякали чайные ложечки, слышался веселый смех Кати,
голос Леонида. Иван Ильич умылся. Угрюмо вошел в кухню, угрюмо ответил на приветствие Леонида, не подавая руки.
— Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня!
Весенний! — послышались в темноте передающиеся
голоса и смех.
3-го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих
голосов и, как пчелы на
весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое-кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба.