Неточные совпадения
Матушка отыскала мой
паспорт, хранившийся
в ее шкатулке вместе с сорочкою,
в которой меня крестили, и вручила его батюшке дрожащею
рукою. Батюшка прочел его со вниманием, положил перед собою на стол и начал свое письмо.
— Halt! Halt! Da ist der vermaledeite Pass, [Стой! Стой! Вот проклятый
паспорт (нем.).] — ион его держал развернутым
в руках.
Человеколюбивое общество, кое-как подремонтировав дом, пустило
в него такую же рвань, только с
паспортами, и так же тесно связанную с толкучкой. Заселили дом сплошь портные, сапожники, барышники и торговцы с
рук, покупщики краденого.
«А! Подойду к первому, возьму косу из
рук, взмахну раз-другой, так тут уже и без языка поймут, с каким человеком имеют дело… Да и народ, работающий около земли, должен быть проще, а
паспорта, наверное, не спросят
в деревне. Только когда, наконец, кончится этот проклятый город?..»
А
паспорт, — продолжал он как бы про себя, — дело
рук человеческих; вы, например, едете: кто вас знает, Марья ли вы Бредихина, или же Каролина Фогельмейер?» Чувство гадливости шевельнулось
в Инсарове, но он поблагодарил прокурора и обещался завернуть на днях.
Вообще можно сказать, что гость господина Голядкина вел себя как благородный нищий
в заштопанном фраке и с благородным
паспортом в кармане, ненапрактиковавшийся еще как следует протягивать
руку.
Сиял от радости Сидор, сбежал
в мурью и минут через десять вылез оттуда
в истоптанных лаптях, с котомкой за плечами и с сапогами
в руках. Войдя
в казенку, поставил он сапоги на пол, а шапку и платок на стол положил. Молча подал приказчик Сидору
паспорт, внимательно осмотрев перед тем каждую вещь.
Брама-Глинский (так он зовется по театру,
в паспорте же он значится Гуськовым) отошел к окну, заложил
руки в карманы и стал глядеть на улицу. Перед его глазами расстилалась громадная пустошь, огороженная серым забором, вдоль которого тянулся целый лес прошлогоднего репейника. За пустошью темнела чья-то заброшенная фабрика с наглухо забитыми окнами. Около трубы кружилась запоздавшая галка. Вся эта скучная, безжизненная картина начинала уже подергиваться вечерними сумерками.
Я молча прошелся по комнате, сел к столу. Около склянки с чернилами аккуратною стопочкою были сложены все конспекты, записная книжка, потертый кожаный портсигар.
Паспорт был раскрыт.
В рубрике: «Перемены, происшедшие
в служебном, общественном или семейном положении владельца книжки»,
рукою Алеши четко было вписано...
Рассерженный неудачей, Николай Леопольдович, с тем же определением духовной консистории
в руках, добился отобрания у несговорчивой противницы
паспорта и выдачи ей на прожитие реверса, где она значилась: «именующей себя женою действительного статского советника».
Сначала пала
рука Волынского, потом три окровавленные головы (его, Щурхова и Перокина). Эйхлер и служка не удостоены этой чести: их наказали кнутом и сослали
в Сибирь,
в каторжную работу. Графу Купшину (по лишении его чинов!..) отрезали язык и дали
паспорт в вечную ссылку. Видно было по знакам его, что он просил смерти.