Неточные совпадения
— Мама, окрести его, благослови его, поцелуй его, — прокричала ей Ниночка. Но та, как
автомат, все дергалась своею головой и безмолвно, с искривленным от жгучего горя лицом, вдруг стала бить себя кулаком в грудь. Гроб понесли дальше. Ниночка в последний раз прильнула губами к устам покойного брата, когда проносили мимо нее. Алеша, выходя из дому, обратился
было к квартирной хозяйке с просьбой присмотреть за оставшимися, но та и договорить не дала...
А чтобы пьесу совсем нельзя
было узнать, вставишь
автомата или попугая.
Было и еще два — три молодых учителя, которых я не знал. Чувствовалось, что в гимназии появилась группа новых людей, и общий тон поднялся. Кое-кто из лучших, прежних, чувствовавших себя одинокими, теперь ожили, и до нас долетали отголоски споров и разногласий в совете. В том общем хоре, где до сих пор над голосами среднего тембра и регистра господствовали резкие фальцеты
автоматов и маниаков, стала заметна новая нотка…
Точно маленькая щепочка, лодка наша металась среди яростных волн. Порой казалось, что она бросается вперед, то будто стоит на месте. Стало совсем темно. С трудом можно
было рассмотреть, что делается рядом. Как
автомат, не отдавая себе отчета, я откачивал воду из лодки и мало беспокоился о том, что она не убывала.
Во всю эту сцену она почти не сказала ни слова;
пела как
автомат.
Все побледнели при этом вопросе, ожидая, может
быть, потрясающего «да», после чего могло наступить смятение.
Автомат качнул головой и скоро проговорил...
Я
был доволен его сообщением, начиная уставать от подслушивания, и кивнул так усердно, что подбородком стукнулся в грудь. Тем временем Ганувер остановился у двери, сказав: «Поп!» Юноша поспешил с ключом открыть помещение. Здесь я увидел странную, как сон, вещь. Она произвела на меня, но, кажется, и на всех, неизгладимое впечатление: мы
были перед человеком-автоматом, игрушкой в триста тысяч ценой, умеющей говорить.
Действительно, Экус, организм которого
был разрушен длительными видениями тонкостей гениального механизма, скончался очень скоро после того, как разбогател, и я, сказав о том
автомату, услышал такое замечание: «О н п р о д а л с в о ю ж и з н ь т а к ж е д е ш е в о, к а к с т о и т м о я!»
Кто бы с ним ни говорил, особенно из людей маленьких и почему-либо от него зависящих, всякий чувствовал какую-то смертельную тоску, как будто бы перед ним стоял
автомат, которого ничем нельзя
было тронуть, ничего втолковать и который только и повторял свое, один раз им навсегда сказанное.
Декарт смотрел на животных как на простые
автоматы — оживленные, но не одушевленные тела; по его мнению, у них существует исключительно телесное, совершенно бессознательное проявление того, что мы называем душевными движениями. Такого же мнения
был и Мальбранш. «Животные, — говорит он, —
едят без удовольствия, кричат, не испытывая страдания, они ничего не желают, ничего не знают».
Ч. I. С. 114.], — это воззрение ближе к истине, нежели учение, что мир
есть механизм, как бы часовой
автомат.
При ответе на него намечаются две возможности: или человеческий организм представляет собой только машину, механический
автомат, и смерть
есть лишь его разрушение и порча, или же в нем живет дух, это тело оживляющий и с ним соединенный, а потому смерть
есть противоестественное расторжение союза духа с телом.
Как
автомат, сидел он потом за столом и
пил чай с коньяком; машинально
выпил всю бутылку и дал товарищу уложить себя в постель.
Предложенную товарищем касторку он
выпил, как
автомат, без участия сознания.
В человеческом сознании
была издавна ложная идея создания человека-автомата, гомункула.].
Есть правда в том, что материальная, родовая органическая жизнь должна кончиться
автоматом, механизмом и расколоться, расслоиться.