Неточные совпадения
И, сказамши,
бросились все
на татарина.
Испуганные табуны с самого начала
бросились на стан, переломали кибитки и привели
татар в такое смятение, что они давили друг друга и резались между собою, думая отбивать неприятеля.
Вся наружность Басманова изменилась. Ничего женоподобного не осталось
на лице его. Серебряный узнал того удальца, который утром
бросался в самую сечу и гнал перед собою толпы
татар.
Бубнов. Я говорю — старика-то кто-то уложил… (Шум
на сцене гаснет, как огонь костра, заливаемый водою. Раздаются отдельные возгласы вполголоса: «Неужто?», «Вот те раз!», «Ну-у?», «Уйдем-ка, брат!», «Ах, черт!». «Теперь — держись!», «Айда прочь, покуда полиции нет!» Толпа становится меньше. Уходят Бубнов,
Татарин. Настя и Квашня
бросаются к трупу Костылева.)
Вдруг с страшным криком
татары бросились стеной
на стену — и завязалась ужасная, вполне рукопашная драка; но
татары держались недолго, скоро попятили их назад, и они побежали.
Я воротился в казарму, несмотря
на то, что четверть часа тому выбежал из нее как полоумный, когда шесть человек здоровых мужиков
бросились, все разом,
на пьяного
татарина Газина усмирять его и стали его бить; били они его нелепо, верблюда можно было убить такими побоями; но знали, что этого Геркулеса трудно убить, а потому били без опаски.
Ермак поверил их клятве и отпустил с Иваном Кольцом 40 человек. Как пришли эти сорок человек,
татары бросились на них и побили; казаков еще меньше стало.
Ермак собрался через реки, болота, ручьи, леса, подкрался с казаками,
бросился на Маметкула и побил много
татар и самого Маметкула забрал живьем и привез в Сибирь. Тут уж мало немирных
татар осталось, а какие не покорялись,
на тех Ермак ходил в это лето; и по Иртышу, и по Оби рекам завоевал Ермак столько земли, что в два месяца не обойдешь.
Ермак взял с собой 50 человек и пошел очистить дорогу бухарцам. Пришел он к Иртышу-реке и не нашел бухарцев. Остановился ночевать. Ночь была темная и дождь. Только полегли спать казаки, откуда ни взялись
татары,
бросились на сонных, начали их бить. Вскочил Ермак, стал биться. Ранили его ножом в руку.
Бросился он бежать к реке.
Татары за ним. Он в реку. Только его и видели. И тела его не нашли, и никто не узнал, как он умер.
Народ сделал около него кружок, ахает, рассуждает; никто не думает о помощи. Набегают
татары, продираются к умирающему, вопят, рыдают над ним. Вслед за ними прискакивает сам царевич Даньяр. Он слезает с коня,
бросается на тело своего сына, бьет себя в грудь, рвет
на себе волосы и наконец, почуяв жизнь в сердце своего сына, приказывает своим слугам нести его домой. Прибегает и Антон, хочет осмотреть убитого — его не допускают.
— За кого хочешь… Я божья да твоя… только не выдавай меня за
татарина… Коли ты в могилку, и я
брошусь за тобой… наложу
на себя руки…
И вслед за тем вторглось в его клеть несколько
татар, атлеты наружностью, с глазами, кипящими гневом,
бросились на него, повалили его и, положив ему колено
на спину, связали руки назад.
И с этими словами я
бросился татарину на грудь и зарыдал от умиления.
Мы вправе лишь сказать одно: кто, как сделал то Иоанн, в решительную минуту, когда наше войско стремглав
бросилось из Казани, преследуемое неприятелем, стал перед ним и остановил робких, кто своею рукою писал правила Стоглава, заботился о торговле, о просвещении, тот не был бегун, не знавший, где укрыться от толпы
татар, как описывает его Курбский, или малодушный властитель, которого силою заставили полюбить
на время добродетель.
Кровь волновалась в каком-то восторженном состоянии и казалось, что если бы тьма тьмущая врагов или
татар с подземными духами злобы предстали перед ними, они готовы бы были
броситься на них и сразиться с ними.