Неточные совпадения
— Ну — здравствуйте! — обратился незначительный человек ко всем. Голос у него звучный, и было странно слышать, что он звучит властно. Половина
кисти левой руки его была отломлена, остались только три пальца:
большой, указательный и средний. Пальцы эти слагались у него щепотью, никоновским крестом. Перелистывая правой рукой узенькие страницы крупно исписанной книги, левой он непрерывно чертил в воздухе затейливые узоры, в этих жестах было что-то судорожное и не сливавшееся с его спокойным голосом.
Эта картина говорит
больше, другая сила рисует ее огненной
кистью, — не та сила восставшего мужика, о которой ежедневно пишут газеты, явно — любуясь ею, а тайно, наверное, боясь.
По площади ползали окровавленные люди, другие молча подбирали их, несли куда-то; валялось много шапок, галош;
большая серая шаль лежала комом, точно в ней был завернут ребенок, а около ее, на снеге — темная
кисть руки вверх ладонью.
А Гапон проскочил в
большую комнату и забегал, заметался по ней. Ноги его подгибались, точно вывихнутые, темное лицо судорожно передергивалось, но глаза были неподвижны, остеклели. Коротко и неумело обрезанные волосы на голове висели неровными прядями, борода подстрижена тоже неровно. На плечах болтался измятый старенький пиджак, и рукава его были так длинны, что покрывали
кисти рук. Бегая по комнате, он хрипло выкрикивал...
Тот снова отрастил до плеч свои ангельские кудри, но голубые глаза его помутнели, да и весь он выцвел, поблек, круглое лицо обросло негустым, желтым волосом и стало длиннее, суше. Говоря, он пристально смотрел в лицо собеседника, ресницы его дрожали, и казалось, что чем
больше он смотрит, тем хуже видит. Он часто и осторожно гладил правой рукою
кисть левой и переспрашивал...
Руки у него длинные,
кисти рук
большие, правильные и цепкие. Взгляд серых глаз был или смелый, вызывающий, или по
большей части холодный и ко всему небрежный.
Передали записку третьему: «Пудди, пудди», — твердил тот задумчиво. Отец Аввакум пустился в новые объяснения: старик долго и внимательно слушал, потом вдруг живо замахал рукой, как будто догадался, в чем дело. «Ну, понял наконец», — обрадовались мы. Старик взял отца Аввакума за рукав и, схватив
кисть, опять написал: «Пудди». «Ну, видно, не хотят дать», — решили мы и
больше к ним уже не приставали.
Небольшая, но плотная фигура Лоскутова, с медленными, усталыми движениями, обличала
большую силу и живучесть; короткая
кисть мускулистой руки отвечала Привалову крепким пожатием, а светло-карие глаза, того особенного цвета, какой бывает только у южан, остановились на нем долгим внимательным взглядом.
На синем атласном диване с тяжелыми шелковыми
кистями сидела Зося, рядом с ней, на таком же атласном стуле, со стеганой квадратами спинкой, помещалась Надежда Васильевна, доктор ходил по комнате с сигарой в зубах, заложив свои
большие руки за спину.
Тут же можно было видеть серебристо-белые пушки ломоноса с мелкими листьями на длинных черешках, отходящих в сторону от стебля; крупный раскидистый гречишник, обладающий изумительной способностью приспосабливаться и процветать во всякой обстановке, изменяя иногда свой внешний вид до неузнаваемости; особый вид астры, растущей всегда быстро, и высокую веронику, выдающую себя
большим ростом и соцветием из белых колосовидных
кистей.
Затем борец — пышное высокое растение с мелким пушком в верхней части стебля и бархатистыми
большими листьями; засохшие цветы его, расположенные крупной
кистью, вероятно, были темно-голубые.
Дама в трауре сидела, пододвинув кресла к столу. Левою рукою она облокотилась на стол;
кисть руки поддерживала несколько наклоненную голову, закрывая висок и часть волос. Правая рука лежала на столе, и пальцы ее приподымались и опускались машинально, будто наигрывая какой-то мотив. Лицо дамы имело неподвижное выражение задумчивости, печальной, но
больше суровой. Брови слегка сдвигались и раздвигались, сдвигались и раздвигались.
Она положила на его правое плечо руку — а в свесившейся
кисти ее, на золотой цепочке, надетой на
большой палец, маленький перламутровый портмоне, который я ей подарил тогда. На крышке портмоне накладка, рисунок которой слишком мелок, сразу я не рассмотрел, зато обратила мое внимание брошка — сердце, пронзенное стрелой. То же самое было на портмоне.
Помещавшийся у свечного ящика староста церковный и вместе с тем, должно быть, казначей почтамта, толстый, важный, с Анною на шее, увидав подходящего к нему Егора Егорыча, тотчас утратил свою внушительность и почтительно поклонился ему, причем торопливо приложил правую руку к своей жирной шее, держа почти перпендикулярно
большой палец к остальной ручной
кисти, каковое движение прямо обозначало шейный масонский знак ученика.
Под Морозовым был грудастый черно-пегий конь с подпалинами. Его покрывал бархатный малиновый чалдар, весь в серебряных бляхах. От кованого налобника падали по сторонам малиновые шелковые морхи, или
кисти, перевитые серебряными нитками, а из-под шеи до самой груди висела такая же
кисть,
больше и гуще первых, называвшаяся наузом. Узда и поводья состояли из серебряных цепей с плоскими вырезными звеньями неравной величины.
Вскоре туда же подошел еще высокий господин, в партикулярном платье, в серой
большой шляпе, в виде шлема, и с короткою палкой в руке, вроде гетманской булавы, украшенной цветным шнурком и
кистями.
Я вспомнил шутку старого нюхаря Костыги, захватил
большую щепоть, засучил левый рукав, насыпал дорожку табаку от
кисти к локтю, вынюхал ее правой ноздрей и то же повторил с правой рукой и левой ноздрей…
На тротуаре в тени
большого дома сидят, готовясь обедать, четверо мостовщиков — серые, сухие и крепкие камни. Седой старик, покрытый пылью, точно пеплом осыпан, прищурив хищный, зоркий глаз, режет ножом длинный хлеб, следя, чтобы каждый кусок был не меньше другого. На голове у него красный вязаный колпак с
кистью, она падает ему на лицо, старик встряхивает
большой, апостольской головою, и его длинный нос попугая сопит, раздуваются ноздри.
Тяжело топая, в двери явился
большой рябой парень, с огромными
кистями рук; растопырив красные пальцы, он страшно шевелил ими и смотрел на Евсея.
А мои знакомые при встречах со мною почему-то конфузились. Одни смотрели на меня как на чудака и шута, другим было жаль меня, третьи же не знали, как относиться ко мне, и понять их было трудно. Как-то днем, в одном из переулков около нашей
Большой Дворянской, я встретил Анюту Благово. Я шел на работу и нес две длинных
кисти и ведро с краской. Узнав меня, Анюта вспыхнула.
Этот превосходный художник тогда был в
большой моде и горячее чем когда-нибудь преследовал свою мысль для полного выражения жизни в портретах писать их с такою законченностью, чтобы в тщательной отделке совсем скрывать движения
кисти и сливать колера красок в неуловимые переходы.
— Посмотрите-ка, отец родной! — сказал он, вытаскивая из картонки огромную соболью муфту с белым атласным подбоем и
большими шелковыми
кистями.
Я почувствовал, что кровь бросилась мне в голову. В том углу, где я стоял в это время спиною к стене, был навален разный хлам: холсты,
кисти, сломанный мольберт. Тут же стояла палка с острым железным наконечником, к которой во время летних работ привинчивается
большой зонт. Случайно я взял в руки это копье, и когда Бессонов сказал мне свое «не позволю», я со всего размаха вонзил острие в пол. Четырехгранное железо ушло в доски на вершок.
Не один раз видал я, как
большие тетеревиные стаи сидят кругом привады и щиплют себе тощие березовые почки или ольховые шишки, поглядывают умильно на желтые
кисти овсяных снопов и — не приближаются к ним!
Я знал и чувствовал, до какой степени Григорьев, среди стеснительной догматики домашней жизни, дорожил каждою свободною минутой для занятий; а между тем я всеми силами старался мешать ему, прибегая иногда к пытке, выстраданной еще в Верро и состоящей в том, чтобы, поймав с обеих сторон
кисти рук своей жертвы и подсунув в них снизу под ладони
большие пальцы, вдруг вывернуть обе свои
кисти, не выпуская рук противника, из середины ладонями кверху; при этом не ожидавший такого мучительного и беспомощного положения рук противник лишается всякой возможности защиты.
— Скажите, какого вы мнения насчет нынешних портретистов? Не правда ли, теперь нет таких, как был Тициан? Нет той силы в колорите, нет той… как жаль, что я не могу вам выразить по-русски (дама была любительница живописи и оббегала с лорнетом все галереи в Италии). Однако мсьё Ноль… ах, как он пишет! Какая необыкновенная
кисть! Я нахожу, что у него даже
больше выраженья в лицах, нежели у Тициана. Вы не знаете мсьё Ноля?
Ребер уже тогда отметил про себя главные недостатки и преимущества Арбузова: тяжелый вес и
большой рост при страшной мускульной силе рук и ног, смелость и решительность в приемах, а также пластическую красоту движений, всегда подкупающую симпатии публики, но в то же время сравнительно слабые
кисти рук и шею, короткое дыхание и чрезмерную горячность.
Но он еще мало говорил и неявственно — очень шамкал с непривычки и
больше всего на купцов исцеленною рукою показывал: «их-де спрашивайте, они родственники, они всё знают». И тогда те поневоле говорили, что он их родственник; но вдруг под все это подкралась неожиданная неприятность: в ночь, наставшую после исцеления желтого расслабленного, было замечено, что у бархатного намета над гробом угодника пропал один золотой шнур с такою же золотою
кистью.
Полканов исподлобья смотрел в пылающее волнением лицо Бенковского и сознавал, что этому юноше нужно возражать словами, равными его словам по силе вложенного в них буйного чувства. Но, сознавая это, он не чувствовал желания возражать. А огромные глаза юноши стали ещё
больше, — в них горела страстная тоска. Он задыхался, белая, изящная
кисть его правой руки быстро мелькала в воздухе, то судорожно сжатая в кулак и угрожающая, то как бы ловя что-то в пространстве и бессильная поймать.
Она, задумчиво рассматривая даль, всё вспоминала что-то, он же зачем-то считал пятна грязи на её платье. Их было семь: три
большие, похожие на звёзды, два — как запятые, и одно — точно мазок
кистью. Своим чёрным цветом и формой расположения на материи они что-то значили для него.
Что было — хвост, львицын,
большой, голый, сильный и живой, как змей, грациозно и многократно перевитый вокруг статуарно-недвижных ног — так, чтобы из последнего переплета выглядывала
кисть.
Перед присутствием по воинской повинности стоял низенький человек, с несоразмерно
большим животом, унаследованным от десятков поколений предков, не евших чистого хлеба, с длинными, вялыми руками, снабженными огромными черными и заскорузлыми
кистями.
Окон два, в средине должно быть третье, но оно прикрыто
большой картиной
кисти известного хлыста и искусного художника Боровиковского.
Мягкие диваны кругом трех стен, два шкафа с книгами;
большой письменный стол, покрытый зеленым сукном с
кистями по углам, хорошие шторы на окнах, тяжелые занавесы на дверях.
Тут рассказчик эффектно положил
кисть одной руки на другую, так что
большие пальцы приходились с двух противоположных сторон — и, подвигая ладонями по воздуху, греб
большими пальцами, точно веслами, и приговаривал...
И уж без всякого участия своей воли, ничего не понимая и не соображая, он сделал полшага к Нюте и взял ее за руку выше
кисти. В глазах его помутилось и выступили слезы, весь мир обратился в одно
большое, мохнатое полотенце, от которого пахло купальней.
— Ах, я и не видала нынче! Василий Иваныч, вы
большой, — достаньте мне вон ту
кисть, самую верхнюю.
На все это глядел Палтусов и раза два подумал, что и его лет через тридцать будут хоронить с такой же некрасивой и нестройной церемонией, стоящей
больших денег…
Кисти гроба болтались из стороны в сторону. Иглистый дождь мочил парчу. Ветер развевал жирные волосы артельщиков в длинных сибирках.
— Да, это лицо сотворено для художника — и она позировала перед Майковым. Приятный художник. Я его знал еще в двенадцатом году, когда он был офицером. Очень нежно пишет. Государь любит его
кисть. У меня есть несколько головок Марьи Степановны, но тут у нее у самой есть с нее этюд, где видно
больше, чем одна головка… Это ничего, что она полна. Майков был ею очарован. Говорят, будто он религиозен, — я этого не знаю, но он в беззастенчивом роде пишет прелестно. Вы видали его произведения в этом роде?
Молодой человек необыкновенно интеллигентного, даже одухотворенного вида; волосы у него были
большие, пушистые, как у поэта или молодого попа;
кисть руки тонкая, сухая, и говорил он с легким усилием, точно его словам трудно было преодолеть сопротивление воздуха. Во время переговоров с Карауловой он страдальчески морщился, и теперь в тихом голосе его слышится страдание.
Тело усопшего, по прибытии в Яссы, было поставлено в доме, где он жил прежде, в
большой зале, которая к этому случаю была вся обита черным крепом с флеровыми перевязями по бортам. Часть залы была отделена для катафалка черною шелковою занавесью, обложенною по бортам серебряным позументом, и
большими висячими серебряными
кистями и подтянутою серебряным шнуром; несколько поодаль поставлена была баллюстрада, обитая черным сукном и обложенная сверху по краям широким серебряным позументом.
Она встала и медленно приближалась к дочери, с протянутыми руками, видного роста, в корсете под шелковым капотом с треном, в белой кружевной косынке, покрывавшей и голову. На лицо падала тень, и она смотрела моложаво, с чуть заметными морщинами, со слоем желтой пудры; глаза, узкие и близорукие, приобрели привычку мигать и щуриться; на лбу лежали кудерьки напудренных волос; зубы она сохранила и щеголяла ими, а всего
больше руками замечательной тонкости и белизны, с дюжиной колец на каждой
кисти.
Балдахин стоял на десяти древках, обтянутых розовым бархатом и перевитых серебряными позументами и укреплен к полу восьмью золотыми шнурками, на которых висели
большие золотые
кисти. Верх балдахина украшался черными и белыми страусовыми перьями, а внутренность была обложена белым атласом.
Аркадий Александрович в дорогом синем атласном халате с бархатными отворотами в тень и
большими шнурами, с
кистями у пояса полулежал на одном из турецких диванов и, видимо, с наслаждением втягивал в себя дымок только что закуренной гаванны.
Трон был осенен балдахином из такого же бархата, с тяжелою бахромою и
большими золотыми
кистями.
У Фебуфиса не было недостатка в фантазии, он прекрасно сочинял
большие и очень сложные картины, рисунок его отличался правильностью и смелостью, а
кисть его блистала яркою колоритностью. Ему почти в одинаковой степени давались сюжеты религиозные и исторические, пейзаж и жанр, но особенно пленяли вкус и чувство фигуры в его любовных сценах, которых он писал много и которые часто заходили у него за пределы скромности.
— Ничего, кроме того, что я вам сказал, — отвечал Фебуфис и, вспрыгнув на высокий табурет перед
большим холстом, который расписывал, взял в руки
кисти и палитру.