Неточные совпадения
Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь —
и там
люди! также
божий человек,
и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные
люди, да не те; такие же
люди, да не те!
Клим поспешно ушел, опасаясь, что писатель спросит его о напечатанном в журнале рассказе своем; рассказ был не лучше других сочинений Катина, в нем изображались детски простодушные мужики, они, как всегда, ожидали пришествия
божьей правды, это обещал им сельский учитель, честно мыслящий
человек, которого враждебно преследовали двое: безжалостный мироед
и хитрый поп.
— Он? Помазанник
божий и — презрение к
людям? — возмущенно вскричала Лидия. — Опомнись! Так может думать только атеист, анархист! Впрочем — ты таков
и есть по натуре.
— Грешен, — сказал Туробоев, наклонив голову. — Видите ли, Самгин, далеко не всегда удобно
и почти всегда бесполезно платить
людям честной медью. Да
и — так ли уж честна эта медь правды? Существует старинный обычай: перед тем, как отлить колокол, призывающий нас в дом
божий, распространяют какую-нибудь выдумку, ложь, от этого медь будто бы становится звучней.
Гончарова.], поэт, — хочу в Бразилию, в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь
и тут же рядом превращает в камень все, чего коснется своим огнем; где
человек, как праотец наш, рвет несеяный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето, — туда, в светлые чертоги
Божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно
и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым созданием, где глаза не устанут смотреть, а сердце биться».
А теперь они еще пока боятся
и подумать выглянуть на свет
Божий из-под этого колпака, которым так плотно сами накрыли себя. Как они испуганы
и огорчены нашим внезапным появлением у их берегов! Четыре большие судна, огромные пушки, множество
людей и твердый, небывалый тон в предложениях, самостоятельность в поступках! Что ж это такое?
Животным так внушают правила поведения, что бык как будто бы понимает, зачем он жиреет, а
человек, напротив, старается забывать, зачем он круглый
Божий день
и год,
и всю жизнь, только
и делает, что подкладывает в печь уголь или открывает
и закрывает какой-то клапан.
Христос учил о
человеке, как образе
и подобии
Божьем,
и этим утверждалось достоинство
человека, как свободного духовного существа,
человек не был рабом природной необходимости.
Объяснение страшных катастроф в жизни
людей Божьим гневом
и наказанием невыносимо.
Есть две основные точки зрения на соотношения кесаря, власти, государства, царства этого мира
и духа, духовной жизни
человека, царства
Божьего.
Кесарь имеет непреодолимую тенденцию требовать для себя не только кесарева, но
и Божьего, т. е. подчинения себе всего
человека.
—
И теперь плачу, немец,
и теперь плачу,
Божий ты
человек! — крикнул вдруг Митя со своего места.
Да
и совершить не может совсем такого греха великого
человек, который бы истощил бесконечную
Божью любовь.
— Ракитин знает. Много знает Ракитин, черт его дери! В монахи не пойдет. В Петербург собирается. Там, говорит, в отделение критики, но с благородством направления. Что ж, может пользу принесть
и карьеру устроить. Ух, карьеру они мастера! Черт с эфикой! Я-то пропал, Алексей, я-то,
Божий ты
человек! Я тебя больше всех люблю. Сотрясается у меня сердце на тебя, вот что. Какой там был Карл Бернар?
— Мне сегодня необыкновенно легче, но я уже знаю, что это всего лишь минута. Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же я вам кажусь столь веселым, то ничем
и никогда не могли вы меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы
люди,
и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет
Божий на сей земле». Все праведные, все святые, все святые мученики были все счастливы.
Лет восемь тому назад он на каждом шагу говорил: «Мое вам почитание, покорнейше благодарствую»,
и тогдашние его покровители всякий раз помирали со смеху
и заставляли его повторять «мое почитание»; потом он стал употреблять довольно сложное выражение: «Нет, уж это вы того, кескесэ, — это вышло выходит»,
и с тем же блистательным успехом; года два спустя придумал новую прибаутку: «Не ву горяче па,
человек Божий, обшит бараньей кожей»
и т. д.
— Та птица Богом определенная для
человека, а коростель — птица вольная, лесная.
И не он один: много ее, всякой лесной твари,
и полевой
и речной твари,
и болотной
и луговой,
и верховой
и низовой —
и грех ее убивать,
и пускай она живет на земле до своего предела… А
человеку пища положена другая; пища ему другая
и другое питье: хлеб —
Божья благодать, да воды небесные, да тварь ручная от древних отцов.
Иногда будто пахнёт им, после скошенного сена, при сирокко, перед грозой…
и вспомнится небольшое местечко перед домом, на котором, к великому оскорблению старосты
и дворовых
людей, я не велел косить траву под гребенку; на траве трехлетний мальчик, валяющийся в клевере
и одуванчиках, между кузнечиками, всякими жуками
и божьими коровками,
и мы сами,
и молодость,
и друзья!
Добрые
люди винили меня за то, что я замешался очертя голову в политические движения
и предоставил на волю
божью будущность семьи, — может, оно
и было не совсем осторожно; но если б, живши в Риме в 1848 году, я сидел дома
и придумывал средства, как спасти свое именье, в то время как вспрянувшая Италия кипела пред моими окнами, тогда я, вероятно, не остался бы в чужих краях, а поехал бы в Петербург, снова вступил бы на службу, мог бы быть «вице-губернатором», за «оберпрокурорским столом»
и говорил бы своему секретарю «ты», а своему министру «ваше высокопревосходительство!».
— Есть такой
Божий человек. Размочит поутру в воде просвирку, скушает —
и сыт на весь день. А на первой да на Страстной неделе Великого поста
и во все семь дней один раз покушает. Принесут ему в Светлохристово воскресенье яичко, он его облупит, поцелует
и отдаст нищему. Вот, говорит, я
и разговелся!
Только по дыму
и можно было узнать, что живет там
человек божий.
И все же во мне сохранилась вера в
человека, в
Божий замысел о
человеке.
Мир сейчас влечется к гибели, таков закон этого мира, но это не означает фатальной гибели
человека и подлинно
Божьего мира, для которого всегда остается путь свободы
и благодати.
Но с другой стороны,
человек есть образ
и подобие
Божье, вершина творения, он призван к царствованию, Сын
Божий стал
человеком,
и в Нем есть предвечная человечность.
Царство
Божье приходит
и через творческое дело
человека.
Но Царство
Божье придет
и от человеческой свободы, от творческой активности
человека.
Откровение Бога миру
и человеку есть откровение эсхатологическое, откровение Царства
Божьего, а не царства мира.
Значение своей экзистенциальной мысли я вижу именно в этом предчувствии, в этом сознании двух путей, лежащих перед
человеком, — пути объективации, экстериоризации, заковывания в призрачном могуществе
и массивности
и пути трансцендирования к преображенному
и освобожденному миру,
Божьему миру.
— Да, был
человек,
и нет
человека, — бормотал он. — А все-таки жаль разумное
божье созданье.
— Если ты не боишься суда земного, так есть суд
божий… Ты кровь христианскую пьешь…
Люди мрут голодом, а ты с ихнего голода миллионы хочешь наживать… Для того я тебя зародил, вспоил
и вскормил?.. Будь же ты от меня навсегда проклят!
— Пустяки это все… Чай — злак
божий и создан он на потребу
человеку. А потом, не сквернит
человека входящее во уста, а исходящее из уст… Эй, Матрена!
Но особенно хорошо сказывала она стихи о том, как богородица ходила по мукам земным, как она увещевала разбойницу «князь-барыню» Енгалычеву не бить, не грабить русских
людей; стихи про Алексея божия
человека, про Ивана-воина; сказки о премудрой Василисе, о Попе-Козле
и божьем крестнике; страшные были о Марфе Посаднице, о Бабе Усте, атамане разбойников, о Марии, грешнице египетской, о печалях матери разбойника; сказок, былей
и стихов она знала бесчисленно много.
Трагедия Гоголя была в том, что он никогда не мог увидеть
и изобразить человеческий образ, образ
Божий в
человеке.
Но
Божий замысел о народе остается тот же,
и дело усилий свободы
человека — оставаться верным этому замыслу.
Как
и многие русские
люди, он искал Царства
Божьего на земле.
Царство же
Божье есть преображение мира, не только преображение индивидуального
человека, но также преображение социальное
и космическое.
Если бы Сын
Божий стал царем
и организовал бы земное царство, то свобода была бы отнята от
человека.
Русские
люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли от православия, продолжали искать Бога
и Божьей правды, искать смысла жизни.
„Человекобог, — отвечает Кириллов, — в этом разница“.» Путь человекобожества ведет, по Достоевскому, к системе Шигалева
и Великого Инквизитора, т. е. к отрицанию
человека, который есть образ
и подобие
Божье, к отрицанию свободы.
О, мы прекрасно знаем, что средневековые
люди нередко были полны грубости
и жестокости, что средневековая теократия была подменой власти
Божьей властью человеческой, что с веками этими связана инквизиция
и суеверия, но все это только подчеркивает двойственный
и сложный характер эпохи.
Свобода веры
и достоинство
человека в деле спасения основаны на этой извне видимой слабости Сына
Божьего и извне невидимой Его силы.
В исторической судьбе человечества неизменно сопутствует ему Промысел
Божий; в истории есть сфера перекрещивающегося соединения человечества с Божеством, есть мистическая церковь, в которой восстанавливается человечество в своей свободе
и достоинстве, которая предупреждает окончательную гибель
человека, поддерживает его в минуты ужаса
и переходящего все границы страдания.
За свободного
человека и свободное человеческое общество все мучительное
и трудное решает папа, материальное явление в эмпирическом мире, через которое голос
Божий принудительно воспринимается.
Если Христос — Сын
Божий, Логос, то мир имеет Смысл
и у меня есть надежда на вечное спасение; если Христос —
человек, то мир бессмыслен
и нет для меня религии спасения.
Безрелигиозное сознание мысленно исправляет дело
Божье и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить
людей неспособными к злу, сразу привести бытие в то совершенное состояние, при котором не было бы страдания
и смерти, а
людей привлекало бы лишь добро.
Оправдание творчества
и есть оправдание истории, оправдание культуры, оправдание воинственной правды общественной
и любви личной, познания
и поэзии, оправдание наших великих
людей, наших творцов, для которых должно быть найдено место в Царстве
Божьем.
«Если позор нашего времени преходящий, то уничтожить его может лишь вмешательство
Божье, потому что ни социализм
и ни другие нелепые мечты рабочих, невежественных
и озлобленных, не могут изменить природы
людей и реформировать народы.
Она возвращается домой; отец ругает
и хочет запереть ее на замок, чтоб света
божьего не видела
и его перед
людьми не срамила; но ее решается взять за себя молодой купчик, который давно в нее влюблен
и которого сама она любила до встречи с Вихоревым.
А когда бархатная поверхность этого луга мало-помалу серела, клочилась
и росла, деревня вовсе исчезала,
и только длинные журавли ее колодцев медленно
и важно, как бы по собственному произволу, то поднимали, то опускали свои шеи, точно
и в самом деле были настоящие журавли, живые, вольные птицы
божьи, которых не гнет за нос к земле веревка, привязанная
человеком.
Сад, впрочем, был хотя довольно велик, но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника
и барбариса, десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами
и астрами,
и ни одного большого дерева, никакой тени; но
и этот сад доставлял нам удовольствие, особенно моей сестрице, которая не знала ни гор, ни полей, ни лесов; я же изъездил, как говорили, более пятисот верст: несмотря на мое болезненное состояние, величие красот
божьего мира незаметно ложилось на детскую душу
и жило без моего ведома в моем воображении; я не мог удовольствоваться нашим бедным городским садом
и беспрестанно рассказывал моей сестре, как
человек бывалый, о разных чудесах, мною виденных; она слушала с любопытством, устремив на меня полные напряженного внимания свои прекрасные глазки, в которых в то же время ясно выражалось: «Братец, я ничего не понимаю».