Неточные совпадения
Неравнодушно смотрел я на эту картину и со
страхом замечал, что ветерок, который сначала едва тянул с восхода, становился сильнее и что поверхность Волги беспрестанно меняла свой цвет, то темнела, то светлела, — и крупная рябь
бесконечными полосами бороздила ее мутную воду.
Майзель торжественно разостлал на траве макинтош и положил на нем свою громадную датскую собаку. Публика окружила место действия, а Сарматов для храбрости выпил рюмку водки. Дамы со
страху попрятались за спины мужчин, но это было совершенно напрасно: особенно страшного ничего не случилось. Как Сарматов ни тряс своей головой, собака не думала бежать, а только скалила свои вершковые зубы, когда он делал вид, что хочет взять макинтош. Публика хохотала, и начались
бесконечные шутки над трусившим Сарматовым.
«Любить — значит не принадлежать себе, перестать жить для себя, перейти в существование другого, сосредоточить на одном предмете все человеческие чувства — надежду,
страх, горесть, наслаждение; любить — значит жить в
бесконечном…»
Ему вверили эти четыреста рублей, накопленные десятилетиями, охая от
страха и напутствуя его
бесконечными назиданиями, молитвами и крестами.
Не
страх, но совершенное отчаяние, полное
бесконечного равнодушия к тому, что меня здесь накроют, владело мной, когда, почти падая от изнурения, подкравшегося всесильно, я остановился у тупика, похожего на все остальные, лег перед ним и стал бить в стену ногами так, что эхо, завыв гулом, пошло грохотать по всем пространствам, вверху и внизу.
Пятнадцатилетняя боярыня Плодомасова не обличала ни
страха, ни трепета, ни волнения, ни злорадства. Она стояла на окне только с одним, чувством: она с чувством
бесконечной любви глядела на отца, быстро несшегося к ней впереди отряда. Окружающих боярышню женщин бил лихорадочный трепет, они протягивали свои робкие руки к не оставлявшей своего места боярышне и робко шептали: «Спаси нас! спаси — мы ни в чем не повинны».
Совсем остервенясь, он ударил в другой и в третий раз, и в каком-то опьянении от ярости и от
страху, дошедшем до помешательства, но заключавшем тоже в себе
бесконечное наслаждение, он уже не считал своих ударов, но бил не останавливаясь.
Человеческие общества могут погибнуть от милитаристической психологии, от
бесконечного возрастания вооружений, от воли к войне и от
страха войны.
Что было делать? Выучить всю программу, все тридцать билетов в один день было немыслимо. К тому же волнение
страха лишало меня возможности запомнить всю эту
бесконечную сеть потоков и заливов, гор и плоскогорий, границ и рек, составляющую «программу» географии. Не долго думая, я решила сделать то, что делали, как я знала, многие в старших классах: повторить, заучить хорошенько уже пройденные десять билетов и положиться на милость Божию. Так я и сделала.
Страха перед Богом не может и не должно быть, выражение «
страх Божий» неточное и требует истолкования, перед Богом можно испытывать лишь мистический ужас, ужас перед
бесконечной тайной и испытывать тоску по Богу.
То же, что я называю «ужасом», — бескорыстно, не утилитарно, не эвдемонистично, не означает озабоченности и
страха перед будущими страданиями, а чистое переживание бездны, отделяющей наш греховный обыденный мир и нашу низшую природу от высшего, горнего, божественного мира, от
бесконечной тайны бытия.