Неточные совпадения
— C'est ça. [Да, конечно (франц.).] Тем лучше. Il semble qu'il est bête, ce gentilhomme. [Он, кажется, глуп, этот дворянин (франц.).] Cher enfant, ради Христа, не говори Анне Андреевне, что я здесь всего боюсь; я все здесь похвалил с первого шагу, и хозяина похвалил. Послушай, ты знаешь историю о фон
Зоне — помнишь?
— Это вы все о фон
Зоне, да полноте же, князь! Хозяин — дурак и ничего больше!
— На фон
Зона похож, — проговорил вдруг Федор Павлович.
— А коли Петру Александровичу невозможно, так и мне невозможно, и я не останусь. Я с тем и шел. Я всюду теперь буду с Петром Александровичем: уйдете, Петр Александрович, и я пойду, останетесь — и я останусь. Родственным-то согласием вы его наипаче кольнули, отец игумен: не признает он себя мне родственником! Так ли, фон
Зон? Вот и фон
Зон стоит. Здравствуй, фон
Зон.
— Его карточку видел. Хоть не чертами лица, так чем-то неизъяснимым. Чистейший второй экземпляр фон
Зона. Я это всегда по одной только физиономии узнаю.
— Те-те-те, вознепщеваху! и прочая галиматья! Непщуйте, отцы, а я пойду. А сына моего Алексея беру отселе родительскою властию моею навсегда. Иван Федорович, почтительнейший сын мой, позвольте вам приказать за мною следовать! Фон
Зон, чего тебе тут оставаться! Приходи сейчас ко мне в город. У меня весело. Всего верстушка какая-нибудь, вместо постного-то масла подам поросенка с кашей; пообедаем; коньячку поставлю, потом ликерцу; мамуровка есть… Эй, фон
Зон, не упускай своего счастия!
— Да ведь и я не фон
Зон, я Максимов.
— Ну не говорил ли я, — восторженно крикнул Федор Павлович, — что это фон
Зон! Что это настоящий воскресший из мертвых фон
Зон! Да как ты вырвался оттуда? Что ты там нафонзонил такого и как ты-то мог от обеда уйти? Ведь надо же медный лоб иметь! У меня лоб, а я, брат, твоему удивляюсь! Прыгай, прыгай скорей! Пусти его, Ваня, весело будет. Он тут как-нибудь в ногах полежит. Полежишь, фон
Зон? Али на облучок его с кучером примостить?.. Прыгай на облучок, фон
Зон!..
— Вы только это и знаете… С чего он похож на фон
Зона? Вы сами-то видели фон
Зона?
— Нет, ты фон
Зон. Ваше преподобие, знаете вы, что такое фон
Зон? Процесс такой уголовный был: его убили в блудилище — так, кажется, у вас сии места именуются, — убили и ограбили и, несмотря на его почтенные лета, вколотили в ящик, закупорили и из Петербурга в Москву отослали в багажном вагоне, за нумером. А когда заколачивали, то блудные плясавицы пели песни и играли на гуслях, то есть на фортоплясах. Так вот это тот самый фон
Зон и есть. Он из мертвых воскрес, так ли, фон
Зон?
Неопытный путник торопится пройти лесную
зону, чтобы поскорее выйти к альпийским лугам.
Дальше мы вошли в
зону густого хвойно-смешанного леса. Зимой колючки чертова дерева становятся ломкими; хватая его рукой, сразу набираешь много заноз. Скверно то, что занозы эти входят в кожу в вертикальном направлении и при извлечении крошатся.
Но вместе с этим чувством вступления в
зону бóльшей свободы у меня было чувство тоски расставания на неопределенное время со своей родиной.
— Именно, сударь, так! — подтвердил и Очищенный, — меня, когда я под следствием по делу об убийстве
Зона прикосновенным был, не раз этак буживали. Встанешь, бывало, сейчас это водки, закуски на стол поставишь, покажешь свою совесть — и опять заснул! Однажды даже меня в острог после этого повели — я и там крепко-прекрепко заснул!
— Нас — мою роту — послали в Болонью; [Болонья — центр области Эмилия-Романья, которая считается традиционно «красной
зоной» Италии.
— C'est ici que le sort du malheureux von-Zonn a ete decide! ah, soyons sur nos gardes! [Здесь была решена участь несчастного фон
Зона! ах, будем осторожны!] — вздохнул Левассер, что не помешало ему сделать честь двум девицам, предложив им по рюмке коньяку.
Сообщалось от правительства, что в случае, если гадов не удастся удержать в двухсотверстной
зоне от столицы, она будет эвакуирована в полном порядке.
Гросман. А отчего же нет? Гипноз может наступить не только при ассоциации, при звуке тамтам, например, как у Шарко, но и при одном вступлении в гипногенную
зону.
Во Христе заключается не только высшая и единственная норма долженствования для человека, но и закон человеческого бытия, хотя это и раскроется лишь в конце нашего
зона, на Страшном Суде.
Вообще неясно, есть ли в представлениях Η. Φ. Федорова какое-либо место метаистории «жизни будущего века», отделенной онтологической катастрофой от нынешнего
зона.
В этом смысле единичная человеческая жизнь и есть некоторый частный
зон, подобный историческому
зону.
Потому и чаем второго, славного и страшного Христова пришествия, которое явится катастрофическим переломом в жизни мира, концом теперешнего
зона.
Поэтому и в окончательном отношении к учению Федорова ощущается невольная противоречивость: при всей неприемлемости, даже чудовищности «проекта» он не может быть и просто отринут, ибо с ним связано нечто интимное и нужное [Невольно напрашивается на сопоставление с федоровским «проектом общего дела» эсхатологическая мечта Скрябина о создании мистерии, вернее, о художественной подготовке такого мистериального действа, которое должно положить конец этому
зону и явиться гранью между двумя космическими периодами.
Это не значит, конечно, чтобы этот переход совершился без катастрофического переворота, разделяющего разные
зоны; однако самая эта катастрофичность предполагает и некую непрерывность основы.
Иначе сказать, человеческая история, как рождение и вместе творческое саморождение человечества, как некий завершенный
зон, протекала бы и в раю, и в жизни прародителей до грехопадения мы имеем уже это райское начало истории.
Абсолютный ее идеал дан в христианстве, где обещано, как предварение, «тысячелетнее царство Христово» [См.: Откр. 20:6.] на этой земле, а за порогом этого
зона — «царствие Его, которому не будет конца» [Неточная цитата из Евангелия от Луки: «Царству Его не будет конца» (1:33).].
Все хозяйственные задачи, как бы они ни были широки, принадлежат плоскости этого мира, теперешнего
зона.
Но, с другой стороны, тварная свобода вносит сюда начало ограниченности, ошибочности, неверности, и, поскольку судьбы мира вверяются ей, он может не удаться, как и не удался уже относительно нашего
зона.
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого
зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «мир», но не в пространственном смысле (космос), а в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
Полнейшую аналогию историческому
зону имеем и в своей собственной жизни, также представляющей собой конкретное время.
Христос сделался безмерно близок нам, и мы можем опытно ощутить и вкусить эту близость, но Он в то же время и безмерно далек от нас, и не только по личным грехам нашим, но и вследствие общего состояния мира, по свойству нашего «
зона».
Имеет ли хозяйство не только историю, но и эсхатологию, не может ли оно себя перерасти, перейдя в сверххозяйство, так что окончится хозяйственный
зон истории («Vorgeschichte» [Предыстория (нем.).
Воскрешение мертвых, поставленное как предельная цель для хозяйственной воли, есть вообще ложная задача, ибо в ней в плоскости временности ставится то, что находится за временем, по крайней мере этим временем нашего
зона.
(Мы имеем лишь определенное указание Церкви, что до конца мира, в этом
зоне, злые духи будут упорствовать в своей злобе.)
Напротив, конкретное время, которым и является история, имеет и начало, и конец; иначе говоря, оно представляет собой
зон, некую завершенность, последовательно раскрывающуюся во времени.
Вот почему для св. ангелов и для людей, удостоенных лицезрения Божия и райского блаженства, новое падение или возврат к злу уже невозможны, не в силу утраты ими свободы, но через переход к другому бытийному возрасту и преодоление отрешенной от необходимости свободы (так что упраздняется и самая соотносительность понятий свобода — необходимость, существующая лишь для этого
зона).
Но «князь мира сего» не есть нейтральное лицо, помещенное в нейтральную
зону между царством Божьим и царством дьявола, это есть лицо в высшей степени агрессивное и наступательное, всегда посягающее на свободу духа и на сферу царства Божия.
Культура занимает среднюю
зону между природой и техникой, и она часто бывает раздавлена между этими двумя силами.