Неточные совпадения
Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землей.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью оживающей
Святая песня слышится,
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовет на честный путь.
Кити называла ему
те знакомые и незнакомые лица, которые они встречали. У самого входа в сад они встретили слепую М-mе Berthe с проводницей, и князь порадовался на умиленное выражение старой Француженки, когда она услыхала голос Кити. Она тотчас с французским излишеством любезности заговорила с ним, хваля его зa
то, что у него такая прекрасная дочь, и в глаза превознося до небес Кити и называя ее сокровищем, перлом и ангелом-утешителем.
Всё это было хорошо, и княгиня ничего не имела против этого,
тем более что жена Петрова была вполне порядочная женщина и что принцесса, заметившая деятельность Кити, хвалила её, называя ангелом-утешителем.
С
тех пор как поэты пишут и женщины их читают (за что им глубочайшая благодарность), их столько раз называли
ангелами, что они в самом деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что
те же поэты за деньги величали Нерона полубогом…
И начинает понемногу
Моя Татьяна понимать
Теперь яснее — слава Богу —
Того, по ком она вздыхать
Осуждена судьбою властной:
Чудак печальный и опасный,
Созданье ада иль небес,
Сей
ангел, сей надменный бес,
Что ж он? Ужели подражанье,
Ничтожный призрак, иль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Чужих причуд истолкованье,
Слов модных полный лексикон?..
Уж не пародия ли он?
Где
те горячие молитвы? где лучший дар —
те чистые слезы умиления? Прилетал ангел-утешитель, с улыбкой утирал слезы эти и навевал сладкие грезы неиспорченному детскому воображению.
Почти месяц после
того, как мы переехали в Москву, я сидел на верху бабушкиного дома, за большим столом и писал; напротив меня сидел рисовальный учитель и окончательно поправлял нарисованную черным карандашом головку какого-то турка в чалме. Володя, вытянув шею, стоял сзади учителя и смотрел ему через плечо. Головка эта была первое произведение Володи черным карандашом и нынче же, в день
ангела бабушки, должна была быть поднесена ей.
Ну, да это, положим, в болезни, а
то вот еще: убил, да за честного человека себя почитает, людей презирает, бледным
ангелом ходит, — нет, уж какой тут Миколка, голубчик Родион Романыч, тут не Миколка!
Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным залихватским восклицаньям вроде: «Zut», «Ah fichtrrre», «Pst, pst, mon bibi» [«Зют», «Черт возьми», «Пст, пст, моя крошка» (фр.).] и т.п. Он произносил их в совершенстве, с настоящим парижским шиком,и в
то же время говорил «si j’aurais» вместо «si j’avais», [Неправильное употребление условного наклонения вместо прошедшего: «если б я имел» (фр.).] «absolument» [Безусловно (фр.).] в смысле: «непременно», словом, выражался на
том великорусско-французском наречии, над которым так смеются французы, когда они не имеют нужды уверять нашу братью, что мы говорим на их языке, как
ангелы, «comme des anges».
— Благодетельница! — воскликнул Василий Иванович и, схватив ее руку, судорожно прижал ее к своим губам, между
тем как привезенный Анной Сергеевной доктор, маленький человек в очках, с немецкою физиономией, вылезал не торопясь из кареты. — Жив еще, жив мой Евгений и теперь будет спасен! Жена! жена!.. К нам
ангел с неба…
— Из этой штуки можно сделать много различных вещей. Художник вырежет из нее и черта и
ангела. А, как видите, почтенное полено это уже загнило, лежа здесь. Но его еще можно сжечь в печи. Гниение — бесполезно и постыдно, горение дает некоторое количество тепла. Понятна аллегория? Я — за
то, чтоб одарить жизнь теплом и светом, чтоб раскалить ее.
Восхищается какой-то поэтессой, которая нарядилась
ангелом, крылья приделала к платью и публично читала стихи: «Я хочу
того, чего нет на свете».
В своей глубокой тоске немного утешаюсь
тем, что этот коротенький эпизод нашей жизни мне оставит навсегда такое чистое, благоуханное воспоминание, что одного его довольно будет, чтоб не погрузиться в прежний сон души, а вам, не принеся вреда, послужит руководством в будущей, нормальной любви. Прощайте,
ангел, улетайте скорее, как испуганная птичка улетает с ветки, где села ошибкой, так же легко, бодро и весело, как она, с
той ветки, на которую сели невзначай!»
— Да, если воображать себя
ангелами,
то, конечно, вы правы, Вера: тогда на всю жизнь. Вон и этот седой мечтатель, Райский, думает, что женщины созданы для какой-то высшей цели…
Ангел-хранитель невидимо ограждал? бабушкина судьба берегла ее? или… что?» Что бы ни было, а он этому загадочному «или» обязан
тем, что остался честным человеком.
— Нет, нет, постой,
ангел, не улетай! — остановил он Марфеньку, когда
та направилась было к двери, — не надо от итальянца, не в коня корм! не проймет, не почувствую: что мадера от итальянца, что вода — все одно! Она десять рублей стоит: не к роже! Удостой, матушка, от Ватрухина, от Ватрухина — в два с полтиной медью!
Идея о
том, что я уже дня три-четыре не видал его, мучила мою совесть; но именно Анна Андреевна меня выручила: князь чрезвычайно как пристрастился к ней и называл даже мне ее своим ангелом-хранителем.
И еще
то вспомни, что и
ангелы Божии несовершенны, а совершен и безгрешен токмо един Бог наш Иисус Христос, ему же
ангелы служат.
— Я как будто измарался душой, что вам все это пересказал. Не сердитесь, голубчик, но об женщине, я повторяю это, — об женщине нельзя сообщать третьему лицу; конфидент не поймет.
Ангел и
тот не поймет. Если женщину уважаешь — не бери конфидента, если себя уважаешь — не бери конфидента! Я теперь не уважаю себя. До свиданья; не прощу себе…
И раскрой ты перед ним с
той стороны, над церковью, небо, и чтобы все
ангелы во свете небесном летели встречать его.
О mon cher, этот детский вопрос в наше время просто страшен: покамест эти золотые головки, с кудрями и с невинностью, в первом детстве, порхают перед тобой и смотрят на тебя, с их светлым смехом и светлыми глазками, —
то точно
ангелы Божии или прелестные птички; а потом… а потом случается, что лучше бы они и не вырастали совсем!
Он прочел еще 7-й, 8-й, 9-й и 10-й стихи о соблазнах, о
том, что они должны прийти в мир, о наказании посредством геенны огненной, в которую ввергнуты будут люди, и о каких-то
ангелах детей, которые видят лицо Отца Небесного. «Как жалко, что это так нескладно, — думал он, — а чувствуется, что тут что-то хорошее».
— К ней и к отцу! Ух! Совпадение! Да ведь я тебя для чего же и звал-то, для чего и желал, для чего алкал и жаждал всеми изгибами души и даже ребрами? Чтобы послать тебя именно к отцу от меня, а потом и к ней, к Катерине Ивановне, да
тем и покончить и с ней, и с отцом. Послать
ангела. Я мог бы послать всякого, но мне надо было послать
ангела. И вот ты сам к ней и к отцу.
—
Тем самым и Никитушка меня утешал, в одно слово, как ты, говорил: «Неразумная ты, говорит, чего плачешь, сыночек наш наверно теперь у Господа Бога вместе с
ангелами воспевает».
Эти обе бабы,
то есть Агафья и тетка ее, скажу вперед, оказались во всей этой истории чистыми
ангелами, а сестру эту, гордячку, Катю, воистину обожали, принижали себя пред нею, горничными ее были…
— Ах нет, ангел-барышня, ничего я вам не обещала, — тихо и ровно все с
тем же веселым и невинным выражением перебила Грушенька.
Она умоляет, она не отходит, и когда Бог указывает ей на пригвожденные руки и ноги ее сына и спрашивает: как я прощу его мучителей, —
то она велит всем святым, всем мученикам, всем
ангелам и архангелам пасть вместе с нею и молить о помиловании всех без разбора.
— Да ведь не могла же я знать, что он придет с укушенным пальцем, а
то, может быть, вправду нарочно бы сделала.
Ангел мама, вы начинаете говорить чрезвычайно остроумные вещи.
Когда страшный и премудрый дух поставил тебя на вершине храма и сказал тебе: «Если хочешь узнать, Сын ли ты Божий,
то верзись вниз, ибо сказано про
того, что
ангелы подхватят и понесут его, и не упадет и не расшибется, и узнаешь тогда, Сын ли ты Божий, и докажешь тогда, какова вера твоя в Отца твоего», но ты, выслушав, отверг предложение и не поддался и не бросился вниз.
— Кроме
того, что это честно приобретено, от столь уважаемой и святой «сестры-с», знаете ли вы, что я маменьку и Ниночку — горбатенького-то
ангела моего, дочку-то, полечить теперь могу?
— Моя милая,
ангел мой, всему своя пора. И
то, как мы прежде жили с тобою — любовь; и
то, как теперь живем, — любовь; одним нужна одна, другим — другая любовь: тебе прежде было довольно одной, теперь нужна другая. Да, ты теперь стала женщиной, мой друг, и что прежде было не нужно тебе, стало нужно теперь.
Но она любила мечтать о
том, как завидна судьба мисс Найтингель, этой тихой, скромной девушки, о которой никто не знает ничего, о которой нечего знать, кроме
того, за что она любимица всей Англии: молода ли она? богата ли она, или бедна? счастлива ли она сама, или несчастна? об этом никто не говорит, этом никто не думает, все только благословляют девушку, которая была
ангелом — утешителем в английских гошпиталях Крыма и Скутари, и по окончании войны, вернувшись на родину с сотнями спасенных ею, продолжает заботиться о больных…
— Бедная, бедная моя участь, — сказал он, горько вздохнув. — За вас отдал бы я жизнь, видеть вас издали, коснуться руки вашей было для меня упоением. И когда открывается для меня возможность прижать вас к волнуемому сердцу и сказать:
ангел, умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства, я должен отдалять его всеми силами… Я не смею пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду. О, как должен я ненавидеть
того, но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти.
Так звали тетеньку Раису Порфирьевну Ахлопину за ее гостеприимство и любовь к лакомому куску. Жила она от нас далеко, в Р., с лишком в полутораста верстах, вследствие чего мы очень редко видались. Старушка, однако ж, не забывала нас и ко дню
ангелов и рождений аккуратно присылала братцу и сестрице поздравительные письма. Разумеется, ей отвечали
тем же.
Любимыми романсами в
то время были: «Прощаюсь,
ангел мой, с тобою», «Не шей ты мне, матушка», «Что затуманилась, зоренька ясная», «Талисман», «Черная шаль» и т. д.
Взоры ее естественно устремились на квартирующий полк, но военная молодежь охотно засматривалась на красавиц, а сватовства не затевала. Даже старые холостяки из штаб-офицеров — и
те только шевелили усами, когда Калерия Степановна, играя маслеными глазами, — она и сама еще могла нравиться, — заводила разговоры о скуке одиночества и о
том, как она счастлива, что у нее четыре дочери — и всё
ангелы.
Но все это только цветочки. Приближается 13-е декабря, день
ангела Арсения Потапыча. К этому дню приготовляются очень деятельно, так как исстари заведено, что у Пустотеловых к именинам хозяина съезжается целая масса гостей. Филанида Протасьевна наскоро объезжает соседей и всем напоминает о предстоящем празднестве. Арсений Потапыч
тем временем продает еще партию хлеба и едет в город для новых закупок.
— Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! — сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе на
том свете вечно усмехается между
ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!»
И когда я теперь вспоминаю мою молодую красавицу — мать в этой полутемной кухне, освещенной чадным сальным каганчиком, в атмосфере, насыщенной подавляющими душу страхами,
то она рисуется мне каким-то светлым
ангелом, разгоняющим эти страхи уже одной своей улыбкой неверия и превосходства.
Объяснение отца относительно молитвы загорелось во мне неожиданной надеждой. Если это верно,
то ведь дело устраивается просто: стоит только с верой, с настоящей верой попросить у бога пару крыльев… Не таких жалких какие брат состряпал из бумаги и дранок. А настоящих с перьями, какие бывают у птиц и
ангелов. И я полечу!
Я знал с незапамятных времен, что у нас была маленькая сестра Соня, которая умерла и теперь находится на «
том свете», у бога. Это было представление немного печальное (у матери иной раз на глазах бывали слезы), но вместе светлое: она —
ангел, значит, ей хорошо. А так как я ее совсем не знал,
то и она, и ее пребывание на «
том свете» в роли
ангела представлялось мне каким-то светящимся туманным пятнышком, лишенным всякого мистицизма и не производившим особенного впечатления…
Для меня вы
то же, что и для него: светлый дух;
ангел не может ненавидеть, не может и не любить.
— Если так,
ангел мой,
то ведь, как хочешь, воля твоя, он там ждет один; не намекнуть ли ему, деликатно, чтоб он уходил?
— Знаю
то, что вы не пошли работать, а ушли с богачом Рогожиным, чтобы падшего
ангела из себя представить. Не удивляюсь, что Тоцкий от падшего
ангела застрелиться хотел!
Вспомнилось ему, как в детстве он всякий раз в церкви до
тех пор молился, пока не ощущал у себя на лбу как бы чьего-то свежего прикосновения; это, думал он тогда, ангел-хранитель принимает меня, кладет на меня печать избрания.
В доме Груздева уже хозяйничали мастерица Таисья и смиренный заболотский инок Кирилл. По покойнице попеременно читали лучшие скитские головщицы: Капитолина с Анбаша и Аглаида из Заболотья. Из уважения к хозяину заводское начальство делало вид, что ничего не видит и не слышит, а
то скитниц давно выпроводили бы. Исправник Иван Семеныч тоже махнул рукой: «Пусть их читают,
ангел мой».
Нюрочка сильно смутилась, — у ней в голове мелькнул образ
того черного
ангела, который запечатлелся в детской памяти с особенною рельефностью. Она припомнила дальше, как ей сделалось больно, когда она увидела этого черного
ангела разговаривающим у ворот с обережным Матюшкой. И теперь на нее смотрели
те же удивительные, глубокие серые глаза, так что ей сделалось жутко. Да, эта была она, Аглаида, а Парасковья Ивановна называет ее Авгарью.
Действительно, Нюрочка все припомнила, даже
ту фразу, которую тогда кучер Семка сказал Аграфене: «Ты, Аграфена, куды телят-то повезла?» Нюрочка тогда весело смеялась. Это объяснение с Аглаидой успокоило ее, но прежнего восторженного чувства к послушнице не осталось и следа: оно было разбито. Теперь перед ней была самая обыкновенная женщина, а не черный
ангел.
— Третьего дня, — отвечала она
тем же ласковым голосом из пьесы «В людях
ангел».
Гловацкая отгадала отцовский голос, вскрикнула, бросилась к этой фигуре и, охватив своими античными руками худую шею отца, плакала на его груди
теми слезами, которым, по сказанию нашего народа,
ангелы божии радуются на небесах. И ни Помада, ни Лиза, безотчетно остановившиеся в молчании при этой сцене, не заметили, как к ним колтыхал ускоренным, но не скорым шагом Бахарев. Он не мог ни слова произнесть от удушья и, не добежав пяти шагов до дочери, сделал над собой отчаянное усилие. Он как-то прохрипел...