Неточные совпадения
Он покрутил
головой и засмеялся
от умиления.
Несколько в стороне
от него темнел жалкий вишневый садик с плетнем, да под окнами, склонив свои тяжелые
головы, стояли спавшие подсолнечники.
Мойсей Мойсеич склонил
голову набок, согнул колени и выставил вперед ладони, точно обороняясь
от ударов, и с мучительно-сладкой улыбкой стал умолять...
Егорушка встряхнул
головой и поглядел вокруг себя; мельком он увидел лицо Соломона и как раз в тот момент, когда оно было обращено к нему в три четверти и когда тень
от его длинного носа пересекла всю левую щеку; презрительная улыбка, смешанная с этою тенью, блестящие, насмешливые глаза, надменное выражение и вся его ощипанная фигурка, двоясь и мелькая в глазах Егорушки, делали его теперь похожим не на шута, а на что-то такое, что иногда снится, — вероятно, на нечистого духа.
Его сонный мозг совсем отказался
от обыкновенных мыслей, туманился и удерживал одни только сказочные, фантастические образы, которые имеют то удобство, что как-то сами собой, без всяких хлопот со стороны думающего, зарождаются в мозгу и сами — стоит только хорошенько встряхнуть
головой — исчезают бесследно; да и все, что было кругом, не располагало к обыкновенным мыслям.
Оно страшно, красиво и ласково, глядит томно и манит к себе, а
от ласки его кружится
голова.
Пальто и узелок, подброшенные снизу, упали возле Егорушки. Он быстро, не желая ни о чем думать, положил под
голову узелок, укрылся пальто и, протягивая ноги во всю длину, пожимаясь
от росы, засмеялся
от удовольствия.
Скоро вернулся Степка с бреднем. Дымов и Кирюха
от долгого пребывания в воде стали лиловыми и охрипли, но за рыбную ловлю принялись с охотой. Сначала они пошли по глубокому месту, вдоль камыша; тут Дымову было по шею, а малорослому Кирюхе с
головой; последний захлебывался и пускал пузыри, а Дымов, натыкаясь на колючие корни, падал и путался в бредне, оба барахтались и шумели, и из их рыбной ловли выходила одна шалость.
От избытка достоинства шея его была напряжена и подбородок тянуло вверх с такой силой, что
голова, казалось, каждую минуту готова была оторваться и полететь вверх.
Дымов лежал на животе, подперев кулаками
голову, и глядел на огонь; тень
от Степки прыгала по нем, отчего красивое лицо его то покрывалось потемками, то вдруг вспыхивало…
А хозяйка, баба-то, глядит на нас и говорит: „Вы же, говорит, добрые люди, не поминайте нас на том свете лихом и не молите бога на нашу
голову, потому мы это
от нужды“.
Константин неуклюже высвободил из-под себя ноги, растянулся на земле и подпер
голову кулаками, потом поднялся и опять сел. Все теперь отлично понимали, что это был влюбленный и счастливый человек, счастливый до тоски; его улыбка, глаза и каждое движение выражали томительное счастье. Он не находил себе места и не знал, какую принять позу и что делать, чтобы не изнемогать
от изобилия приятных мыслей. Излив перед чужими людьми свою душу, он наконец уселся покойно и, глядя на огонь, задумался.
Но вот наконец
от хутора отделился верховой. Сильно накренившись набок и помахивая выше
головы нагайкой, точно джигитуя и желая удивить всех своей смелой ездой, он с быстротою птицы полетел к обозу.
Дымов лежал на животе, молчал и жевал соломинку; выражение лица у него было брезгливое, точно
от соломинки дурно пахло, злое и утомленное… Вася жаловался, что у него ломит челюсть, и пророчил непогоду; Емельян не махал руками, а сидел неподвижно и угрюмо глядел на огонь. Томился и Егорушка. Езда шагом утомила его, а
от дневного зноя у него болела
голова.
Дрожа
от холода и брезгливо пожимаясь, Егорушка стащил с себя промокшее пальто, потом широко расставил руки и ноги и долго не двигался. Каждое малейшее движение вызывало в нем неприятное ощущение мокроты и холода. Рукава и спина на рубахе были мокры, брюки прилипли к ногам, с
головы текло…
Пантелей ушел на смену и потом опять вернулся, а Егорушка все еще не спал и дрожал всем телом. Что-то давило ему
голову и грудь, угнетало его, и он не знал, что это: шепот ли стариков или тяжелый запах овчины?
От съеденных арбуза и дыни во рту был неприятный, металлический вкус. К тому же еще кусались блохи.
В его тяжелой
голове путались мысли, во рту было сухо и противно
от металлического вкуса. Он оглядел свою шляпу, поправил на ней павлинье перо и вспомнил, как ходил с мамашей покупать эту шляпу. Сунул он руку в карман и достал оттуда комок бурой, липкой замазки. Как эта замазка попала ему в карман? Он подумал, понюхал: пахнет медом. Ага, это еврейский пряник! Как он, бедный, размок!
Неточные совпадения
Голос Хлестакова. Да, я привык уж так. У меня
голова болит
от рессор.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в
голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают
от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Восстав
от сна с молитвою, // Причесывает
голову // И держит наотлет, // Как девка, косу длинную // Высокий и осанистый // Протоиерей Стефан.
Призвали на совет главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова
голова отделиться
от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил сам свою собственную
голову?
Другой вариант утверждает, что Иванов совсем не умер, а был уволен в отставку за то, что
голова его вследствие постепенного присыхания мозгов (
от ненужности в их употреблении) перешла в зачаточное состояние.